Перемещенный
Шрифт:
— Кукареку, — ответил ему Степан и лапы пернатого любителя острых ощущений забились в агонии.
Вот так. А теперь к своим. Нечего бродить по лесу, когда солнце садится. Да и о дровах для костра озаботиться бы надо, и добычу разделать.
Он пошел по тому пути, откуда и пришел, на этот раз старательно обходя живые преграды в виде колючих кустов. Один из таких кустов здорово оцарапал ему щеку, когда он спешил к желанной добыче. По дороге не удержался — пальнул-таки по одному из «попугаев», посчитав гастрономически целесообразным отведать чего-то новенького.
Свои встретили его с неподдельным воодушевлением и вскоре костер разгорался с новой силой, а тушки
Улуша все еще продолжала спать, не реагируя ни на какие внешние раздражители. Даже гнусавый голос Димы Бавина, довольно-таки неприятный с точки зрения самого Степана, и тот не оказывал на нее решительно никакого воздействия. Ну что ж, пускай спит. Степан прилег на «постели», которую приготовила для него вездесущая Женя и расслабленно прикрыл глаза. Хорошо. Всегда бы так. И чтобы без всякой стрельбы. Просто лежать, слушая, как лениво перебрасываются словами его люди.
Степана всегда удивляла этакая манерная неторопливость южан. Чтож, теперь ему была известна ее причина: во всем виновата жара. Она обволакивает твое тело, делает движения размеренными и вялыми. Те дела, что казались тебе неотложными, требующими немедленного исполнения, она милостиво отодвигает на второй, третий, четвертый план и так до бесконечности.
— Товарищ сержант, проснитесь!
— Что такое? — рука его привычно потянулась к винтовке.
— Ужин стынет.
Ну надо же! Он даже и не заметил, как провалился в сон. Лес уже полностью погрузился во тьму. Ни шороха, ни ветерка. Кроны исполинских деревьев застыли, словно приглядываясь к горстке людей, что расположились сейчас вокруг небольшого костра.
— Ну и где моя доля?
— Вот, возьмите, — Женя протянула ему кусок мяса. — Только эти куры какие-то неправильные.
— Петухи, — нравоучительно поправил ее Степан.
Мясо и вправду оказалось каким-то странным. Он отправил кусок в рот и брезгливо поморщился. Гадость какая! Хлоркой отдает так, что слезы на глаза наворачиваются. Покосился на Улушу — та преспокойно уплетала свою порцию, с некоторой долей ехидства поглядывая на слегка ошалевшего Степана. Ну и чем мы хуже, спрашивается?
— Ну-ка дай мне еще кусочек! — он требовательно протянул руку в сторону Жени.
— Да пожалуйста! А только дикарка ваша попугая ест.
— Ну попугая тогда давай.
— А вот это уже не ко мне вопрос. Она едва глаза успела раскрыть — так сразу же всю тушку и умыкнула. Сама трескает, а если кто на добычу ее зариться начинает — рычит. Ужас как рычит. У меня мурашки по коже до сих пор бегают.
— Да уж, поохотился, что называется. Мясо все с таким привкусом?
— Все, — Дмитрий с отвращением сплюнул. — А крылья так вообще та еще мерзость. Мы их сразу выбросили.
— И кто бы мог подумать? Петух петухом на вид.
Радченко покопался в своем вещмешке и протянул Степану галету:
— Угощайтесь, больше ничего нет.
— И на том спасибо. Как бы так сиртю нашу раскулачить? Отвлечь ее чтоли каким-то образом?
— Я бы на вашем месте даже и не пытался, — Юрий покачал головой. — Мало ли что она может? Отправит вас на тот свет — и глазом моргнуть не успеете.
И то правда. Степан только сейчас задумался: насколько велики могут быть возможности у встреченной ими девушки.
— Ладно, пускай ест, — наконец решил он. — В конце концов, она заработала.
Ночь прошла спокойно. Степан встал спозаранку и сразу же отправился на охоту, перед этим строго-настрого предупредив бодрствующего Ряднова, чтобы за
К своему удивлению нашел ананас — тот преспокойно рос себе в небольшом ельнике. Умудренный опытом с петухом, положил его в рюкзак не сразу: отрезал кусок, очистил ножом от кожуры и пожевал желтую сочную мякоть. Неа, не ананас это. Дрянь, пахнущая молодыми зелеными шишками. И на зубах вязнет. А вот и клюква. Степан не поленился спуститься с пригорка и шагнуть на поросшую корявыми лиственницами мшистую топь. Под ногами противно захлюпало.
Клюква оказалась самой что ни на есть настоящей. Вот только было ее с краю совсем немного. Разве что дальше пройти по кочкам? А надо ли? Клюквой такую ораву не прокормишь, да и времени жалко терять. Ну и ладно. Черт с ней, с клюквой. Он вновь вскарабкался к ельнику и пошел чуть левее. Там виднелся какой-то просвет между деревьями. Озеро. Небольшое, затянутое водорослями почти полностью. По поверхности кувшинки желтые разбросаны. Но не они привлекли внимание Степана, нет. У самого берега из воды высовывалась приплюснутая морда какого-то животного. Не крокодил, не бегемот. На жабу чем-то смахивает, но габариты явно не те. Обсиданового цвета пупырчатая кожа, глаза навыкате. Сейчас они полузакрыты ярко-желтыми мембранами. Медленно, желая не спугнуть животное, Степан снял с плеча винтовку, прицелился и нажал на спуск. Пуля попала твари прямиком в макушку, начисто снеся верхнюю часть куполообразного черепа. Ладно, поглядим что у нас там. Он со всех ног бросился к добыче и вскоре на берегу лежало нечто такое, что привело в глубокую задумчивость даже видавшего виды Степана. И как это называется, скажите пожалуйста? Морда можно сказать вполне лягушачья, а дальше… Туловище по форме напоминает болгарский перец. Ни лап, ни плавников, ничего, хотя бы отдаленно напоминающего конечности. Щетинка коротких усов у самого низа. Для чего — поди разберись. Откровенно говоря, с гастрономической точки зрения вид имело животное совсем непрезентабельный. И тиной попахивало. Слегка, самую малость.
Степан долго думал, что же с ним делать. Наконец, не имея никакой иной альтернативы, решил-таки взять его с собой в лагерь. По размерам оно было ненамного меньше самого Степана. Тащить его на горбу — удовольствие не из приятных. Да из черепа еще кровь черная хлещет вперемешку с мозгами. И, между прочим, все это добро прямиком на спину капает. Он даже зажмурился, явственно представив себе во что превращается сейчас его камуфляжка. И мухи: табунами вьются. Красные, черные, зеленые, большие и маленькие. Атакуют со всех сторон: лезут в глаза, на спину садятся…
Степан добрался до лагеря злой как черт. Бросил тушу на землю, тотчас же снял камуфляжку и кинул ее куда подальше, избавившись таким образом наконец от мух. Долго споласкивал лицо, руки, шею. Попросил Женю протереть спину, тем самым оторвав ее от созерцания невиданной твари.
— А где Улуша?
— А нет ее. Она сразу за вами ушла.
Степан поморщился словно от зубной боли:
— Я же приказывал Ряднову, чтобы из лагеря никто не отлучался.
— Я в курсе, — Женя в последний раз протерла спину Степана смоченной в воде тряпкой. — Однако все наши приказы для сирти не указ. И просили, и орали — с нее как с гуся вода. Что-то сквозь зубы цыкнула и пошла себе. Кстати, и флягу вашу со спиртным прихватила.