Переписка 1826-1837

Пушкин Александр Сергеевич

II. „На письмо ваше о перепечатании г. Ольдекопом Кавказского Пленника вместе с немецким переводом мне не остается ничего другого вам ответить, как то, что родителю вашему объявлено было теми местами, от которых это зависело. Перепечатание ваших стихов вместе с переводом вероятно последовало с позволения цензуры, которая на то имеет свои правила. Впрочем, даже и там, где находятся положительные законы на счет перепечатания книг, не возбраняется издавать переводы вместе с подлинниками“.

Я уже приступил к печатанию Онегина. Напиши, по чем его публиковать? Следующую главу вышли мне без малейшего замедления. Пока ей надобно будет перейти свое цензирование, наступит срок и печатания ее. Хоть раз потешим публику оправданием своих предуведомлений. Этим заохотим покупщиков.

Какое сделать употребление из Нулина, когда ты пришлешь новые два стиха, в замену непропущенных?

Для Северных Цветов осталось у меня совсем готовых только две пиесы: Ангел иСтансы. Постарайся скорее доставить в Фауста два стиха, коими бы заменить непропущенные. Тогда и Фауст пойдет к Дельвигу.

Присланную тобою после Элегию я думаю представить для цензирования вместе с 4-ою Главою Онегина, а то не стоит беспокоить ею одною. Когда ее пропустят, тогда и отдам Дельвигу. Впрочем не

дашь ли ему еще кой-чего в замен не одобренных Песень о Разине?

Прошу тебя, отвечай мне аккуратнее на все эти вопросы по порядку. Поэтические письма, т. е. не дельные, вредны там, где идет дело о скором приобретении денег. Кстати о деньгах. Не отставай от работы своего романа. Это вернейший капитал, который у тебя перед глазами.

Прилагаемое письмо получил я на твое имя из Москвы.

344. M. П. Погодину. Вторая половина (не позднее 30) августа 1827 г. Михайловское.

ОТРЫВОК ИЗ ОНЕГИНА. [111]

111

Переделано из Отрывки

В начале жизни мною правил Прелестный, [милый] хитрый, слабый пол; Тогда в закон себе я ставил Его единый произвол; Душа лишь только разгоралась, И сердцу женщина являлась Каким-то чистым божеством. Владея чувствами, умом, Она сияла совершенством. Пред ней я таял в тишине, Ее любовь казалась мне Недосягаемым блаженством. Жить, умереть у милых ног — Иного я желать не мог. * То вдруг ее я ненавидел, И трепетал и слезы лил, С тоской и ужасом в ней видел Созданье злобных, тайных сил; Ее пронзительные взоры, Улыбка, голос, разговоры, Всё было в ней отравлено, Изменой злой напоено, Всё в ней алкало слез и стона, Питалось кровию моей… То вдруг я мрамор видел в ней Перед мольбой Пигмалиона Еще холодный и немой, Но вскоре жаркой и живой. * Словами вещего поэта Сказать и мне позволено: Темира, Дафна и Лилета Как сон забыты мной давно. Но есть одна меж их толпою… Я долго был пленен одною… Но был ли я любим и кем, И где, и долго ли?… за чем Вам это знать? не в этом дело; Что было, то прошло, то вздор; А дело в том, что с этих пор Во мне уж сердце охладело; Закрылось для любви оно, И всё в нем пусто и темно. * Дознался я, что дамы сами, Душевной тайне изменя, Не могут надивиться нами, Себя по совести ценя. Восторги наши своенравны Им очень кажутся забавны; И право с нашей стороны Мы непростительно смешны. Закабалясь неосторожно, Мы их любви в награду ждем, Любовь в безумии зовем, Как будто требовать возможно От мотыльков иль от лилей И чувств глубоких [112] и страстей!

112

Сперва было начато: Глубоких чувств

—

Что вы делаете? что наш Вестник? Посылаю вам лоскуток Онегина ему на шапку. Фауст и другие стихи не вышли еще из-под ц.[арской] цензуры; коль скоро получу, перешлю к Вам. Я убежал в деревню, почуя рифмы.

Пока не требует поэта К священной жертве Аполлон, В заботах суетного света Он малодушно [113] погружон; Молчит его святая лира; Душа вкушает хладный сон, И меж детей ничтожных мира, Быть может, всех ничтожней он. Но лишь божественный глагол До слуха чуткого коснется, Душа поэта встрепенется, Как пробудившийся орел. Тоскует он в забавах мира, Людской чуждается молвы, К ногам народнаго кумира Не клонит гордой головы; Бежит он, дикий и суровый, И звуков и смятенья полн, На берега пустынных волн, В широкошумные дубровы…

113

Переправлено из мало-душно

Назовите эти стихи да и тисните. Vale [114] .

Что делает мой бедный Байбак? где он?

345. M. П. Погодину. 31 августа 1827 г. Михайловское.

Победа, победа! Фауста царь пропустил, кроме двух стихов: Да модная болезнь, она Недавно вам подарена. Скажите это

от меня господину, который вопрошал нас, как мы смели представить пред очи его высокородия такие стихи! Покажите ему это письмо и попросите его высокородие от моего имени впредь быть учтивее и снисходительнее. Плетнев доставит [115] вам Сцену, с копией отношения Бенкендорфа. Если моск.[овская] цензура всё-таки будет упрямиться, то напишите мне, а я опять буду беспокоить государя императора всеподданнейшею [116] просьбою и жалобами на неуважение выс.[очайшей] его воли. [117]

114

Прощайте.

115

Переделано из достанет

116

Переделано из всеподданейшей

117

на неуважение выс. его воли вписано.

Теперь обратимся к другому предмету. Вы хотите издать Уранию!!! et tu, Brute!! [118] .. Но подумайте: на что это будет похоже? Вы, издатель европейского журнала в азиатской Москве, Вы, честный литератор между лавочниками литературы. Вы!..… Нет, вы не захотите марать себе рук альманашной грязью. У Вас много накопилось статей, которые не входят в журнал; но каких же? Quod licet Uraniae, licet [119] тем паче М.[осковскому] Вестнику; не только licet, но decet [120] . Есть и другие причины. Какие? деньги? деньги будут, будут. Ради бога не покидайте Вестника; на будущий год обещаю Вам безусловно деятельно участвовать в его издании: для того разрываю непременно все связи с альманашниками обоих столиц. Главная ошибка наша была в том, что мы хотели быть слишком дельными; стихотворная часть у нас славная; проза м. б. еще лучше, но вот беда: в ней слишком мало вздору. Ведь верно есть у вас повесть для Урании? давайте ее в Вестник. К стати о повестях: они должны быть непременно существенной частию журнала, как моды у Телеграфа. У нас не то, что в Европе — повести в диковинку. Они составили первоначальную славу Карамзина; у нас про них еще толкуют.

118

и ты, Брут!!

119

Что дозволено Урании, дозволено […]

120

[не только] дозволено, [но] подобает.

Ваша индейская сказка Переправа [121] в евр.[опейском] журнале обратит общее внимание, как любопытное открытие учености, у нас тут видят просто повесть и важно находят ее глупою. Чувствуете разницу? Вестн.[ик] Моск.[овский] по моему беспристрастному, совестному мнению — лучший из русск. ж.[урналов]. В Т.[елеграфе] похвально одно ревностное трудолюбие — а хороши одни статьи Вяземского — но зато за одну статью Вяземского в Тел.[еграфе] отдам три дельные статьи М.[осковского] Вестн.[ика]. Его критика поверхностна или несправедлива, но образ его побочных мыслей и их выражения резко оригинальны, [122] он мыслит, се́рдит и заставляет мыслить и смеяться: важное достоинство, особенно для журналиста! Если вы с ним увидетесь, скажите ему, что я пред ним виноват, но что всё собираюсь загладить свою вину. Не знаю, увижу ли я Вас нынче; по крайней мере хочется зимою побывать в белокаменной. До свидания, милый и любезный. Весь ваш без церемоний.

121

Переправа вписано.

122

Переделано из оригинален

31 авг. Михайловское.

P. S. Еще слово: издание Урании, ей богу, может, хотя и несправедливо, повредить Вам [123] в общем мнении порядочных людей. Прочтите, что́ Вяз — [емский] сказал об альманахе издателя Благонамеренного; он совершенно прав. Публика наша глупа, но не должно ее морочить. Так точно как журнальный сыщик Сережа глуп, но не должно его наверное обыгрывать в карты. Издатель журн. должен все силы употребить, дабы сделать свой журнал как можно совершенным, а не бросаться за барышом. Лучше уж прекратить издание; но сие было бы стыдно. Говорю вам просто и прямо, потому что вас искренно уважаю. Прощайте.

123

Вам вписано.

Стансы к царю им позволены, Песни о Стеньки не пропущены. [124]

Адрес: В Москву. В Университетскую книжную лавку г-ну Ширяеву дл.[я] дост.[авления] М. П. Погодину.

346. Алексей Н. Вульф, Анна Н. Вульф и Пушкин — А. П. Керн. 1 сентября 1827 г. Тригорское.

[Алексей Н. Вульф:]

Точно, милый мой друг, я очень давно к тебе не писал; главнейшая причина была та, что я надеялся ежедневно ехать в Пет[е]рб.[ург], но теперь, когда я вижу, что сия желанная минута не так скоро приближится, я решил тебе снова напомнить обо мне. — Судьбе угодно, чтобы прежде, нежели я вступлю на опасную стезю честолюбия, я бы поклонился праху предков моих, как древние витязи севера, оставляя родину, беседовали на могилах своих отцов — коих в облаках блуждающие тени — прости, мой ангел, я было хотел себя сравнить с Оссиановыми героями и уже был на пути — но сестра, которая, стоя перед зеркалом, взбивала кудри, дала мне заметить, как хорошо у [125] ней [ле[вая]] правая * сторона взбита, и тем прервала полет моей фантазии, м

124

Последняя фраза сбоку первой страницы.

125

у Переделано из ее