Переплетение миров

Поздняков Андрей

– Остановитесь, – донеслась властная команда, – Поднимите руки вверх. Оружие бросьте на снег. Разойдитесь перед нами так, чтобы мы могли всех видеть.

Несчастные, уставшие люди вынуждены были подчиниться.

Через час под присмотром охранников рядом с палатками военных были выставлены палатки переселенцев. Всех поместили внутри них, приказав не выходить наружу без специального разрешения. Еще через час, когда все более ли менее устроились, в главную, самую большую палатку небольшого гарнизона были приглашены старейшины путешественников. Внутри палатки в самом ее центе расположился небольшой раскладной столик. Вокруг него стояло шесть таких

же раскладных стульев. На краю столика расположилась керосиновая лампа, другие четыре были развешены по краям палатки. Создаваемого ими света вполне хватило бы для чтения книги. В углу палатки была поставлена раскладушка с заправленной постелью. Небольшие, аккуратно сколоченные ящички дополняли скромное убранство помещения. В помещении также стояла печка-буржуйка, тепло которой приятно расслабляло. Труба печки была выведена наружу в специально вырезанное для нее отверстие.

Снаружи палатки, охраняя ее вход и выход, стоял часовой. Внутри на раскладных стульях сидели три мужчины от тридцати до сорока лет. Самый старший из них пригласил вошедших стариков занять места за столом.

– Здравствуйте, уважаемые. Позвольте предложить вам чай, настоянный на травах, – пригласил он переминающихся с ноги на ногу вновь прибывших, – Зовут меня Виталий Иванович. Я старший офицер нашей боевой группы. Присаживайтесь, присаживайтесь. В ногах правды нет. Как мне в дальнейшем обращаться к вам?

Старики приняли приглашение, сели за стол. Представились. Взяли в руки предложенный им горячий напиток. Сделали по глотку, шумно отдуваясь.

– Итак, уважаемые, – продолжил разговор Виталий Иванович, – давайте разъясним друг для друга сложившуюся ситуацию. Куда вы направляетесь со своей группой? С какой целью?

– Мы направляемся на юг, – взял слово Петрович, – Подыскиваем место для будущего постоянного поселения. Наша немногочисленная группа, как вы уже, вероятно, поняли по нашим личным вещам, представляет собой людей, собирающихся заниматься, в основном, сельским хозяйством, возделыванием подходящей для этого случая землей, выращиванием и собиранием небольшого урожая зерновых и некоторых других культур.

– Замечательно, – взгляд Виталия Ивановича не отражал никаких эмоций, – Но что вас, уважаемые, заставило сняться со своих насиженных мест и отправиться в столь нелегкий путь в это время года? Уверен, что на вашем прежнем месте проживания у вас все было налажено, коль вы смогли сохранить материал для будущих посевов. Не проще ли было дождаться нужного времени для возделывания земли там, где вы жили, пока не решились на переселение? Неужто тамошняя земля перестала плодородить?

– Виталий Иванович, – вступил в объяснения Васильевич, – позвольте объяснить мне.

– Пожалуйста, – не возражал Виталий Иванович. Двое других военных в разговоре не участвовали, молча наблюдая за происходящим.

– Будем с вами предельно откровенны.

– Я этого от вас и жду, уважаемые.

– То место, где мы жили до недавнего времени, вовсе не было так плохо с точки зрения нынешних удобств или дальнейшего его развития. В силу складывающейся ситуации с новым формированием возрождающегося после известных событий общества мы были полностью готовы участвовать по мере своих сил и возможностей в этом формировании. Наш вклад, соответственно, заключался в выращивании продуктов питания, дальнейшем их равноценном обмене на необходимые для нас вещи, производимыми другими группами людей. И какое-то время все так и было. Наше небольшое поселение жило не сказать, чтобы в богатстве,

но вполне сносно. Наши люди всегда были сыты, одеты. Снабжая провизией соседние поселения ремесленников, мы умудрялись не растратить последнее, необходимое для будущего задела. Потихонечку росли. Да, некоторые годы были не очень урожайными. Но мы справлялись со всем этим. Однако, в последние два года благополучно складывающаяся ситуация стала кардинально меняться.

Петрович со Степанычем тревожно переглянулись. Виталий Иванович с любопытством продолжал слушать.

– Не хочу никого обвинять в принятии не совсем правильных решений… Хотя, нет. Пожалуй, именно, что хочу.

Виталий Иванович откинулся на спинку стула, закинув ногу на ногу.

– Так вот, – Васильевич продолжал, глядя прямо в глаза собеседнику, – В последние два года политика перераспределения доходов среди определенной части населения стала более агрессивной и несправедливой. Более того. Эта политика стала довольно неразумной.

– Что вы понимаете под понятием «неразумной»? – спросил Виталий Иванович.

– А то, что часть населения, а если быть точнее, конкретно ваше сословие, сословие военных людей стали изымать у нас гораздо больше продуктов нашей деятельности, чем мы могли бы вам дать с учетом разумного подхода. Отсутствие правильного и необходимого учета наших ресурсов стало приводить к тому, что у нас изымалось практически все, что мы производили, вплоть до резервных фондов и запасов, необходимых не только для нынешнего проживания, но и для будущего выживания в целом.

Степаныч и Петрович побледнели от такой наглой откровенности их товарища, произнесенной в лицо их оппонента. А Васильевич уже не мог остановиться.

– Нам приходилось идти на ухищрения в виде припрятывания части урожая, необходимого для следующей посевной. Иначе бы мы лишились абсолютно всего, абсолютно. И на следующий год нам просто было бы не для чего возделывать землю. Нечем было бы сеять. Поэтому мы на общем собрании жителей нашей общины решили сняться с насиженного места и искать более благоприятные для проживания нас и наших детей места. Где никто не смог бы безрассудно помешать нам устраивать свою жизнь. Вот.

– Что ж. Довольно откровенно и очень смело говорить мне в лицо такую правду. Не страшно, что я могу среагировать как-то неадекватно? – Виталий Иванович усмехнулся.

– Страшно, – Васильевич встал с места.

– Присядьте, присядьте, уважаемый, – офицер рукой указал Васильевичу на его стул.

Васильевич вернулся в сидячее положение.

– Страшно. Но не за себя и моих товарищей, – Васильевич указал на своих друзей, – Мы уже старики. Можно сказать, свою жизнь уже прожили. Поэтому нам не страшно от осознания того, что вы можете с нами сделать все, что захотите. Мне страшно за моих молодых соплеменников, за женщин и детей. Надеюсь, у вас, Виталий Иванович, найдется в достаточной мере милосердия к этим людям, и вы не станете причинять им вред.

– Могу вас, уважаемый, успокоить, – Виталий Иванович встал со стула и, заложив руки за спину, начал неторопливо прохаживаться по помещению туда-сюда, – У меня нет никаких дурных намерений в отношении кого бы то ни было из вас.

Старики удивленно переглянулись.

– А какие у вас намерения, позвольте спросить? – поинтересовался Степаныч.

– Самые благие, – остановился Виталий Иванович, – Ну, если и не самые благие, то уж точно неподразумевающие причинение вам вреда.

– Объясните. Мы не понимаем, – попросил Петрович.