Переселение, или По ту сторону дисплея

Надежда Веселовская

«Это правда!» – чуть не воскликнул Павел, вспомнивший вдруг свои атавизмы, не позволявшие ему уйти в заэкранье, навсегда развязавшись с прежней жизнью. Особенно последний – мать, стоящая на последней черте и поднятыми руками отталкивающая его прочь.

– Так что ваш мозг здесь не нужен. Импульсы, вот что мы собираем. То есть частичку самого человека, босс, – частичку вашей личности, вашей внутренней сути!

– Но ведь это не делится на частицы…

– Разве вы не слышали такого психиатрического термина – расщепление личности? – удивился в ответ куратор. – Если вы не доверили нам всю свою личность сразу, мы берем ее у вас по частям. Так,

со временем, вы все-таки переместитесь в наши структуры. Переселение произойдет…

– Хорошо! – Терпение Павла вконец истощилось: ведь сейчас, может быть, Тимка нуждается в его помощи. – Берите у меня такую частицу, только не тяните зря времени!

– Итак, приготовьтесь…

Что-то уж слишком часто они предлагали готовиться, слишком долго вели ненужные разъясненья, а до дела все не доходило. Конечно, никто не жаждет стать материалом для огромных черных щипцов, но если уж нельзя этого избежать, так пусть дело скорее начнется и, соответственно, скорее закончится. Главное, с каждой минутой откладывались поиски Тимки! Но кураторы в который раз сошли с прямой колеи: теперь они опять, как недавно, спорили меж собой. Для Павла их голоса сливались в один возбужденный гул, из которого не удавалось вычленить ни одного понятного слова. Можно было вслушиваться в интонации, но он уже слишком измучился…

– А если все вытерпит и уйдет? Сорвется рыбка с крючка перед самой подсечкой, – говорил между тем один из кураторов.

– Но ведь у нас уже есть половина его материала, – возражал другой. – Сегодняшняя частица даст хотя бы маленький перевес – и дело в шляпе! Контрольный пакет акций будет у нас.

– Вы не учитываете боль, которую он вытерпит ради сына! Это укрупнит его личность, и у нас окажется не половина, а меньше, – раздраженно оборвал старший куратор, который говорил до этого с Павлом.

– Так дадим ему анестезию…

– Зачем? Пусть терпит живьем!

– Но тогда его личность укрупнится…

– Умолкните, неискусные, – махнул рукавом старший куратор. – Анестезию необходимо дать, но это еще не все. Нужно позаботиться об его мыслях, чтобы он чувствовал себя героем, мучеником за сына!

– Сможем ли мы контролировать его мысли? – спросил один из кураторов. – Ведь мы можем только подсказывать, подталкивать, навевать… конечное решение не в нашей власти!

– А для чего же этот клиент ходил к нам столько времени? Неужели в нем не осталось никакой бороздки, никакой накатанной колеи, через которую мы могли бы сформировать направленность его мыслей? Грош нам цена, если все эти месяцы мы работали с ним напрасно!

Так говорили кураторы, а Павел стоял в сторонке и не мог ничего понять.

16

Бабуля уже выдернула из иглы нитку, сбросила хлебный катышек в кошачье блюдце с молоком. Теперь она выдвигала ящик комода, чтобы убрать туда свою «швейную» шкатулку. Тимка следил за ее движениями, ожидая удобной минуты нарушить молчание.

– Значит, на земле его нет. И под землей тоже, – продолжал он давешний разговор. – Но тогда, выходит, он в каком-то особом месте, например, где лешие живут!

– Лешие? – переспросила бабуля.

– Ну, те, кого вообще-то нет на свете. То есть так считается, что нет, а на самом деле есть… – Тимка совсем запутался. – Ну, существа из другого мира…

– Нежить, что ли? – догадалась бабуля.

–

Вот-вот, нежить! И она забрала папу в плен. Но я все равно найду это место, где они его держат! Весь мир обойду, а найду!

– Только еще матери не хватало, чтобы ты из дому пропал…

Вздохнув, бабуля закрыла комод и встала поправить занавески на окнах. В саду шуршал дождь. Тимке вдруг захотелось спать, настолько сильно, что последующие слова доходили до него как сквозь вату, а сама бабуля появлялась и исчезала в зависимости от того, удалось ли ему на минутку разлепить глаза.

– Эка мудрость – ногами! – бормотала она скорее самой себе, чем засыпающему на глазах Тимке. – Духом надо взыскать. Ты хоть весь свет обойдешь, а толку с того никакого. Батька-то твой на одном месте себя потерял – так и вызволять надо на одном месте…

В последний момент перед тем, как окончательно провалиться в сон, Тимка понял, что бабуля права: для того, чтобы искать папу, не нужно уходить из дому. Если уж куда-то идти, так только внутрь компьютера, куда его, наверное, утащили. Где украли, там пусть и возвратят. И как он раньше не догадался, что делать!.. Надо включить компьютер – Тимка это умеет – и постараться туда войти, а дальше будет видно. Как любит говорить бабуля, «дело себя окажет».

С этой мыслью Тимка заснул.

17

Павлу ничего не оставалось, кроме как ждать, когда кураторы договорятся. Наконец это произошло: все спорившие снова выстроились в один ряд и пристально смотрели на Павла. А старший куратор держал, как знамя, свои жуткие щипцы. Все это должно было производить мрачное впечатление, но Павел ощущал не страх, а скорее гордость: вот он, как древний мученик, будет сейчас разорван в клочки за верность своему отцовскому долгу, за верность Тимке. Его нельзя напугать, нельзя сбить с пути, который он для себя избрал. Пожалуйста, делайте операцию без анестезии, дробите череп, разрывайте сердце – а он потом все равно отправится искать сына!

Боли как таковой Павел за всеми этими мыслями не почувствовал. Он видел, как щипцы вонзались в его грудную клетку, кромсали внутренности. Слышал хруст костей, треск разрываемых сухожилий. И вот щипцы снова подняты вверх – в их измазанных кровью тисках трепетало какое-то малое существо, светлое и легкое, словно мотылек… Приглядевшись, Павел узнал в нем многократно уменьшенного самого себя. Удивительно, как эти гигантские щипцы не раздавили его многократно уменьшенную копию…

Существо напоминало человеческого младенца. Таким, наверное, Павла знала мать: беззлобным и просветленным, испуганно сучащим ручками-ножками перед непонятной угрозой. Но тогда он был защищен от всех бед материнской любовью, – а теперь маленького Павла некому было защитить. Торжествующие кураторы выхватили добычу из щипцов и куда-то спрятали.

После этого, похоже, все кончилось; щипцы исчезли, белые халаты кураторов сменились обычными костюмами, как у служащих престижной фирмы. Напротив Павла опять помигивало огромное табло под названием «Шестое чувство».

– Не желаете ли номер? – предложил один из кураторов.

– Номер… – бессмысленно повторил Павел.

Раз уж он стоит перед табло, надо, действительно, выбрать ситуацию, обозначенную определенным номером! Но что-то мешало ему это сделать…

– Кажется, вы хотели покинуть нас, босс? – вкрадчиво поинтересовался куратор.