Переселение. Том 1
Шрифт:
Ночь с ее странными звуками, которые бог знает откуда берутся и бог знает как проникают в наши сновидения, медленно, неслышным шагом проходила по саду, под его окнами. Стараясь заснуть, Исакович убеждал себя, что все уже позади, что он уже недалеко от Вены и скоро доберется до Бестужева.
А в России он и думать забудет о майоре Божиче, о его жене и дочери, о белом зайце и даже о вороном жеребце.
Все это — лишь муравьиное копошение да мышиная возня…
Женщины созданы богом так, что думают только о себе да о своем милом, они не проливают слез над несчастной отчизной. Их не занимает переселение в Россию. Они останутся здесь, где лошадям почему-то дают имена звезд.
Он же уйдет далеко отсюда, уйдет от этого пьянящего запаха жасмина весной, от блеска
В тот миг, когда дрема, словно мягкие крылья бабочки, опустилась на его веки и Исакович хотел уже погасить свечу, мерцавшую у изголовья, он вдруг услышал, как в прихожей тихо скрипнула дверь.
Павел хотел вскочить и крикнуть.
Однако, прежде чем он успел это сделать, дверь тихо отворилась и на пороге в прозрачном одеянии из муслина, с распущенными волосами, колыхавшимися, точно черная, буйная грива, появилась полуголая Евдокия. Она улыбалась, приложив указательный палец к губам. При слабом мерцании свечи она показалась ему в полумраке почти прозрачной, похожей на покойную жену, совсем такой, какой та приходила к нему во сне.
VII
Не увидеть ему больше своей горной Сербии
Согласно рапорту караульного офицера венской Burgwache [42] , в июне 1752 года, в день преподобных Иоанна и Павла некий майор армии ее величества, по имени Johann Bozitz, возвращавшийся из Буды в Вену был задержан и посажен на гауптвахту в Neustadt [43] . По календарю схизматиков то был день мученицы Акулины.
Чтобы доказать свою верноподданность августейшему дому императрицы («Ihro Rom. kay. und kon. cath. May») [44] , вышеназванный майор посоветовал обратить внимание на то, что в Швехат прибыл некий подозрительный, по его мнению, офицер «привилегированного народа», который, видимо, намеревается переселиться в Россию. Этот офицер (согласно рапорту, Paul Edler von Izakowitz) прибыл из Буды вместе с вышеупомянутым майором, обвиненным в оскорблении ее величества, и остановился в Швехате, в трактире «У красного петуха» («Zum Roten Hahn»).
42
городская стража (нем.).
43
Новый город (нем.).
44
Ее римско-императорско-королевско-католическому величеству (нем.).
Был отдан приказ разыскать в Швехате этого офицера.
Упомянутый трактир служил в то время главным пристанищем для приезжавших из пограничных славонских и турецких областей купцов, которые торговали коврами.
Было установлено, что Paul Izakowitz останавливался в этом караван-сарае, но в тот же день отбыл в Вену. После чего городская стража получила распоряжение разыскать его в столице. Однако, хотя город в те времена был далеко не таким большим, как ныне, оказалось, что разыскать офицера совсем нелегко, хотя у сыщиков имелись его приметы: рост — около шести футов или даже больше; сутуловат; молод; глаза — синие; нос — орлиный; усы золотистые; волосы тоже золотистые; коса — напудренная; одет в походную форму венгерского офицера, гусарские чикчиры и голубой доломан; на ногах — сапоги, на голове — треуголка; хорошо говорит по-немецки; слегка заикается. Было установлено, что в упомянутый день он направился в почтовой карете в Вену. Обнаружить его можно было только случайно, где-нибудь на улице, в театре или у женщины.
Лишь три недели спустя, когда упомянутый майор вспомнил в следственной тюрьме, что разыскиваемый офицер говорил о своем родственнике
Но было уже поздно.
Согласно донесению, составленному после обыска у Копши, упомянутый офицер действительно отпущен из австрийской армии, бумаги у него — в порядке, и он находится под покровительством русского посла в Вене.
В Швехате Павел и в самом деле расстался со своими спутниками. Божич тщетно уговаривал Исаковича остановиться у него в доме и в конце концов согласился отвезти капитана до уже упомянутого трактира, где, как тот, по крайней мере, утверждал, его ждал родственник с векселем на большую сумму. Павел пообещал дня через два-три посетить Божичей в Вене, а пока, сказал он, ему волей-неволей придется остаться в Швехате.
Их пути расходятся.
Еще немного, и они бы поссорились.
Наконец Исакович, не удостоив взглядом составленного Божичем перечня расходов, оплатил половину. Евдокия тем временем громко упрекала мужа за то, что он насильно тащит в гости человека, который не желает ехать к ним в дом.
— Не следует приглашать того, кто отказывается! — говорила она.
Однако все кончилось хорошо.
Божич на прощание поцеловал Исаковича в щеку и выразил надежду, что дружба, возникшая в дороге, не останется в их жизни только эпизодом и что он рассчитывает на скорый визит капитана. При этом Павел уловил полный злобы взгляд майора. Текла, прощаясь с капитаном, заплакала и, несмотря на присутствие родителей, нежно поцеловала его в губы и зашептала:
— Приходится держать язык на привязи, но все же скажу, что мне все ясно: вы предпочли мою маму. Вместо первой девичьей любви позарились на чужую жену. Но, верю всем сердцем, придет день и вы поймете, что прошли мимо своего настоящего счастья, мимо меня! Конечно, я молода, но была бы вам хорошей, верной женою, а мама может принести вам смерть!
И она тоже просила Павла посетить их в Вене.
Пока готовились к отъезду, г-жа Божич села на скамью, чтобы оказаться подальше от мужа и дочери и с глазу на глаз попрощаться со своим спутником. Мимо них бегали конюхи и носили в экипаж пиво. Ее бледное лицо оставалось невозмутимым.
— Надеюсь, — сказала она, церемонно прощаясь с Павлом на глазах у всех, — что, покончив со спешными делами, вы нас посетите. И не забудете! Мы так приятно путешествовали. В Визельбурге, — тихо добавила она, — я познала с вами небесную радость. И теперь я узнала, что составляет счастье женщины.
Исакович был сконфужен и опасался, что их услышат.
Хотя он больше не собирался жениться, но то, что у них произошло с г-жой Божич, потрясло его. И он едва слышно сказал, что, приехав домой, ей следует собрать вещи, оставить мужа и вернуться к отцу. Он же на обратном пути заедет за ней в Буду. Сейчас военные дела связывают его по рукам и ногам, однако, если надо, он готов рассказать майору о том, что произошло.
Евдокия улыбнулась и сказала, что об этом надо пока молчать. Она сама вскоре объявит Божичу, что уезжает к отцу.
— Я нисколько не боюсь мужа, и ничто не может меня удержать. Но сейчас еще не время.
Жена майора Божича говорила спокойно, небрежно и при этом улыбалась.
Исакович был смущен, сбит с толку и с трудом переводил дыхание. Он пообещал навестить ее, как только сможет. Вероятно, через несколько дней. В ответ на это Евдокия проговорила, что ее дом для него всегда открыт.
Исакович был поражен равнодушием и даже беспечной веселостью этой женщины в минуту разлуки. И хотя, выезжая из Темишвара, он не собирался с кем бы то ни было сходиться, а тем более вступать в брак, теперь, после того, что произошло в Визельбурге, он не допускал и мысли, что может бросить Евдокию; ведь не кобель же он. Правда, все случилось по ее воле и даже вопреки его желанию, но Исакович чувствовал, что отныне они уже связаны друг с другом и грешны, если не перед людьми, то перед богом, словом, прикованы друг к другу, как цепью… Эта женщина, думал он, через девять месяцев родит мне ребенка. Перед богом она моя жена.