Переселение. Том 2
Шрифт:
Как он услыхал о том, что царица намеревается ночевать в Киеве.
Как земляки предложили ему выхлопотать у нее аудиенцию.
Как приехали за ним. Как отвели к Воронцову.
Когда он упомянул Воронцова, Костюрин просто затрясся от смеха. Но сразу стал серьезен, когда Павел описал, как он преклонил колено перед императрицей.
В зале воцарилась гробовая тишина.
Костюрин, не спуская глаз с Павла, утомленно тер себе лоб.
В тот день он надел черный мундир. У него было усталое лицо, весь он как-то
Глухим, замогильным голосом он прервал рассказ Павла вопросом: знакомился ли он, будучи в австрийской армии, с обманными маневрами, с маскировкой, когда при помощи соломы, тряпок, печных труб создают фальшивую пушку? Неужто никогда не слыхал, что можно поставить на холм во время боя толпу унтер-офицеров в треуголках с перьями, в голубых мундирах, и неприятель, даже глядя в бинокль, будет уверен, что это штаб армии, а не маскарад.
На войне все средства хороши.
Есть ли у Исаковича в Киеве враг? Не приходило ли ему в голову, что его друзья — охальники, которые просто хотели сыграть с ним злую шутку, надуть его, чтоб над ним посмеяться?
Костюрин поднялся из-за стола и медленно пошел к Павлу.
В эту минуту он был необычайно изящен, легок и элегантен.
Глаза его смотрели на Исаковича с грустью.
Подойдя ближе, Костюрин вынул из кармана медальон, показал его Павлу и спросил, узнает ли он, чей это портрет? Видел ли он когда-нибудь в жизни женщину, здесь изображенную?
Исакович увидел на эмалевом в золоте портрете дородную красавицу с открытой пышной грудью и большими, устремленными на него глазами.
Ему показалось, что она похожа на Марию Терезию.
И Павел сказал, что да, он видел австрийскую императрицу.
В зале раздался смех, но он тотчас погас, когда Костюрин повернулся и крикнул, что ничего тут смешного нет. Они присутствуют при оскорблении ее величества, над именем и персоной которой кто-то смеет подшучивать. А этот невинно обвиненный человек может лишиться головы.
Потом он обернулся к Павлу и сказал, что портрет, который он только что видел, — точное изображение императрицы всея Руси, Елисаветы I, а та, которой капитан чмокал руку, — просто потаскуха. Бог знает кто.
И, повернувшись, Костюрин крикнул сидящим за столом офицерам, что на сегодня заседание суда окончено. В наступившем вслед за этим шуме Исакович услышал свой собственный громкий голос:
— Я знаю, чьих рук это дело! Всю эту комедию устроил Вишневский!
Услыхав это, Костюрин остановился и, обратившись к Витковичу, заметил:
— Хорошенькое приобретение получили мы с сербами! Поздравляю!
Виткович громко выругался.
Самым забавным было то, что Вишневский находился на пути в Санкт-Петербург.
Исакович был освобожден из-под ареста спустя шесть суток, в воскресенье тринадцатого ноября, в день Иоанна
Он вернулся в свой дом с приказом как можно скорее явиться в Бахмут.
В Киеве выпал снег.
Вместо Павла под стражу были взяты Мишкович, Чупоня, Гаич и Ракич. Было допрошено еще несколько офицеров. В семьях арестованных поднялся плач.
Больше всего шло разговоров об Елисавете, жене капитана Мишковича, которая в ту ночь играла роль императрицы. Она была русская, из офицерской семьи, ей угрожала смертная казнь.
Мишковича заковали в кандалы, хотя вина его была наименьшая.
Роль Воронцова играл лакей Вишневского. Из Киева лакей исчез.
С Вишневским уехала и Юлиана.
Виткович сказал Павлу, что судьба Вишневского и всех прочих зависит от размеров взятки. Канцелярии Шувалова известны все тайны, Вишневского быстро разыщут и арестуют. Тех же, что в Киеве, уже заковали в кандалы. Все зависит — полагал Виткович — от того, сможет ли Костюрин умилостивить Воронцова — настоящего Воронцова, — и еще от того, как воспримет озорную шутку сама царица.
Как бы там ни было, Вишневскому достанется крепко.
Многое еще зависит и от того, насколько Вишневскому удастся обелить себя и очернить тех, кто уже в кандалах. Насколько он сумеет взвалить вину на тех, в Киеве, а себя выгородить.
Впрочем, как бы там ни было, даже если Вишневский и выкрутится, его песенка спета.
Блестящая офицерская карьера для него окончена; если только он останется жив, ему придется разжалованным отправиться к черту на рога в Сибирь, либо в полк на границе с Персией, либо на Кавказ.
Не лучшая судьба ожидает и тех офицеров, что участвовали в маскараде.
Виткович утверждал, что, насколько ему известно, Костюрин попытается спасти то, что можно. Он считает все это глупой шуткой, в которой никакого намерения посмеяться над императрицей не было. Причина всего — скука и зависть, взаимная зависть, процветающая между сербами. Весь вопрос в том, как в окружении Воронцова воспримут эту комедию.
Императрица знает — и Шуваловы открыто отстаивают ту точку зрения, что ни один человек не родится безгрешным. Императрица очень веселая особа. Если ей расскажут, что произошло в Киеве, она может лишь посмеяться и потребовать показать ей этого Воронцова из Киева. Это может спасти Вишневского.
Но если императрица не засмеется, быть усекновению языков.
Елисавета I только поначалу не поддавалась на уговоры и не подписывала указы о смертной казни, когда это было нужно. И плакала. Сейчас, однако, спокойно их подписывает.
Осталась без языка даже бывшая жена Бестужева, родом из Саксонии.
И самое интересное, что Виткович во всем случившемся винил Павла. Всему причиной, говорил он, надменность вдовца. Вдовцы и холостяки озлоблены, не любят общества. Они во всем всегда виноваты.