Перешагни бездну

Шевердин Михаил Иванович

Тем временем мисс Гвендолен собственническим взглядом изу­чала лицо, платье, фигуру, туфли Моники и, поджав губы, раз­мышляла. Взгляд англичанки делался все тяжелее и тяжелее. Он не сулил хорошего.

— Вы знаете, Эбенезер,— наконец проговорила она без всяко­го выражения,— эксперимент удался.

— Очень удался,— оживился мистер Эбенезер.

— Слишком удался! И теперь, если... если им она не понравит­ся...— мисс Гвендолен думала вслух.— Она стала слишком умной и

знает слишком много. Она вырвалась из рук своих создателей и... Она... то самое чудовище, помните, Эбенезер, в том романе... «Франкештейн»...

— Не помню.— Мистер Эбенезер вообще не читал романов.

— И напрасно. Роман Мери Шелли. Ученый становится жерт­вой своего собственного создания — человекоподобного чудови­ща... Наша Моника — дитя... высосала грудь матери и укусила... Или мы перестарались. Или она оказалась чересчур способной. Нам её не простят. Да не смотри, девочка, на меня так... Ещё ни­чего не решено. Но если господа из Лиги Наций вздумают и даль­ше упрямиться, нам поставят в вину многое. Они ведь на себя ничего не возьмут. Всё свалят на нас. И на неё... Ну, не смотри так... Никто тебя не съест... пока... И потом есть еще Ага Хан... Он еще не утратил вкуса к девственницам с розовой кожей. Или найдется какой-нибудь шейх с золотой мошной.

— Я не рабыня, чтобы вы говорили обо мне так...

ЙОГ

Я грешил против тебя, я убегал от тебя.

Сегодня я пришел к тебе, умоляя тебя и

ища пристанища.

Фередэддин Аттар

Странные заявлялись визитеры. И без конца. Там, где мёд, там и мухи. Но самый странный пришел поздно вечером, когда и визиты наносить не принято. Он не скрывал, что предпочитает сумерки и совсем не хочет, чтобы его видели днем на беломрамор­ной лестнице отеля «Сплэндид».

Даже на видавшего виды портье он произвел впечатление. Чу­довищных размеров голубовато-серый тюрбан делал посетителя высоким и важным, внушительным и представительным. Длин­ный облегающий камзол, белые бязевые панталоны в трубочку, туфли с загнутыми вверх носками, подбритая напрямую бород­ка—всем своим несколько маскарадным обличием визитер, види­мо, старался подчеркнуть, что он из южных стран, вернее всего из Индии. Но он не дрожал от швейцарской сырости, держался горделиво, животом вперед, и высокомерно, храня на лице брезгливую гримасу безразличия. Чёрные невидящие глаза меж при­пухлых век пронизывали собеседника насквозь и не

отражали ни­чего, что видели. Из груди доносились глухие звуки, мало похо­дившие на членораздельную речь.

Визитера проводили в гостиную. Прогудев неразборчиво своё имя, он уселся, но не на кушетку, а прямо на ковер, по-турецки, поджав под себя ножки-коротыш-ки, и замер. Он спокойно сидел и ждал, не подняв головы, не повернувшись, когда в комнату грузно вбежал мистер Эбенезер. Он явно нервничал:

— В чем дело? Кто такой? Почему впустили! Всякие тут чер­нокожие! Чего надо?

У себя в Пешавере и вообще в Индии мистер Эбенезер не по­зволил бы себе разговаривать так грубо даже со своим конюхом-саисом. Там надо поддерживать миф о белом господине, строгом, жестком, но справедливом, снисходительном.

Едва заметным кивком тюрбана визитер адресовал мистера Эбенезера к коридорному, вытянувшемуся у дверей с серебряным подносом в руках.

— Что ещё? — заревел мистер Эбенезер.— Визитная карточка? У проклятого туземца визитная карточка?

Пришлось все же взглянуть на визитную карточку.

— Йог! Вот как! Йог Ра-джа-па-ла-чария Маулен! Какого дья­вола нужно вам, господин чертов йог? Какое отношение я имею к йогам?

— Мы к их высочеству принцессе Алимхан.

— К черту, к дьяволу! Доверенное лицо госпожи Моники — я. Я уполномочен выслушивать всё, что болтают разные вроде вас. Быстрее! И выкатывайтесь!

Йог ещё ниже опустил свой тюрбан и молчал.

— Выкиньте его! — бросился к коридорному мистер Эбенезер.

— Они от их светлости Ага Хана,— шепнул коридорный.

Он произнес имя Живого Бога, слегка задохнувшись от вос­торга. Имя Ага Хана, во всяком случае его миллионы, хорошо были известны всем в Швейцарии и вызывали трепет. Мистер Эбенезер слегка сник и исчез за портьерой. Йог как будто задре­мал. Коридорный стоял неподвижно, выставив вперед подносик с белевшей на нем визитной карточкой.

Шурша шелками, вошла мисс Гвендолен.

— Их высочество одеваются. Сейчас пожалуют,— тоном при­дворной дамы процедила она, брезгливо поглядывая на посетителя. Она считала, что индийские йоги не употребляют мыла. И никто не мог разубедить её, что именно йоги являют собой образчик опрятности.

— Вы от господина Ага Хана? Мне так доложили. К чему этот маскарад?

— А мы член великого сообщества йогов,— прогудел в бороду ног и очень легко поднялся с ковра. Он галантно поцеловал бело­мраморную ручку мисс Гвендолен, и нельзя сказать, что эта воль­ность азиата не понравилась чопорной мисс. При всем том она не скрывала, что очень раздосадована.