"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
Ядерного оружия пока нет, и ракетного тоже нет (реактивные снаряды для систем залпового огня не в счет) — главной ударной силой в грядущей войне считались на тот момент танки и авиация. То есть эти две отрасли военной промышленности — танковая и авиационная — играли ту же роль, что атомная и ракетостроительная полтора десятилетия спустя. Уж в них-то наверняка дисциплина царила не просто железная, как во всей стране, а из стали высшей марки. И секретность соответствующая.
22 марта 1941 года нарком госконроля тов. Мехлис направил Сталину и Молотову докладную по итогам масштабной комплексной проверки предприятий, производящих танки и комплектующие. Полное название документа —
Ссылка дана неспроста: документ объемный, пестрит цифрами, фамилиями, названиями предприятий, но читать его надо целиком: информация разнесена по разным заводам, и цитирование отдельных фрагментов не даст полной картины.
А она, картина, ужасает.
Разворовывали всё. И разбазаривали (т. е. тратили без толку и без пользы, даже без пользы для своего кармана) тоже всё. Повально злоупотребляли служебным положением. Беспардонно нарушали инструкции, в том числе касающиеся режима секретности. Самочинно меняли технологию (!) производства комплектующих. Занимались приписками (в сталинские времена! в танковой отрасли!) — числящиеся принятыми танки стояли в заводских цехах еще без башен.
Шаблоны документ рвёт напрочь. Можно решить, что нарком сгустил краски, старательно выискивая вредителей, а не найдя — придумал.
Однако трагические события июня-июля 1941 года подтвердили правоту данных наркома. Танков в РККА было больше, чем в Вермахте. На бумаге. И по ряду характеристик они не уступали немецким, а по многим даже превосходили — тоже на бумаге. Но на поле боя сходятся не таблицы с цифрами ТТХ, а реальные боевые машины. Они сошлись, и случился самый страшный разгром в истории нашей страны.
Плохонький танк, если он ездит и стреляет, всегда одолеет застывший на месте с лопнувшей гусеницей — а танковые гусеницы массово лопались оттого, что на Сталинградском тракторном слегка «улучшили» технологию литья траков, и в сборочные цеха пошел брак, на вид не отличимый от нормальных деталей. В иные месяцы (например, в октябре 1940 г.) доля бракованных траков достигала девяносто семи процентов! Что означала эта цифра? Что зарплату за октябрь сидящие на сдельщине рабочие не получат и попросту умрут от голода. Заводской ОТК голодной смерти своим сотрудникам не желал и смягчил требования — доля брака упала. Но, когда проверку учинил контролер бесстрастный и неподкупный — большая война, — танковые гусеницы полопались.
Ломалась не только ходовая часть — у лучших в мире (на бумаге) танков ломалось всё. Электропроводка, например, накрывалась потому, что на заводе № 183 Наркомсредмаша умыкнули и продали налево три с половиной центнера дефицитного олова, а контакты паяли тем, что осталось, — клали припоя по чуть-чуть, до первого ухаба. Массово выходили из строя двигатели — здесь причин и виновников много, перечислять их слишком долго.
С этой точки зрения любопытны мемуары знаменитого генерала-танкиста С.М.Кривошеина (того самого, кто на пару с Гудерианом принимал т. н. «брестский парад»). В первой половине его книги «Ратная быль» часто описываются неполадки с танками в мехкорпусе, которым он командовал: то БТ стоит на обочине, техники над ним колдуют, то у Т-34 башню заклинило (не в бою, не от попадания снаряда), то еще что-то… А затем, примерно с середины книги, упоминания о поломках напрочь пропадают. Заодно пропадают все наименования типов танков — на каких-то абстрактных боевых машинах воюют танкисты Кривошеина. Просто танки, и всё. Сферические в вакууме.
А объясняется всё просто: после
Разумеется, меры после докладной Мехлиса были приняты. Учредили новый наркомат, занимавшийся танками и только ими, а у виновных полетели головы, список безвинных жертв сталинизма прилично пополнился. И на второй-третий год войны качество советских танков значительно улучшилось. Но меры запоздали. И цену за предвоенный бардак в одной из самых важных оборонных отраслей страна заплатила огромную, небывалую.
Можно ли допустить, что в 50-е годы менталитет советских людей кардинально изменился по сравнению с 40-ми?
Едва ли. Люди остались те же. Способные на трудовые подвиги, на реальные подвиги, не газетными щелкоперами выдуманные, — попробуйте-ка с «нуля» и с колес наладить производство танков буквально в чистом поле и на морозе, когда немцы рвутся к Москве и остановить их нечем, — и одновременно способные на самое отчаянное разгильдяйство и головотяпство. Широк русский человек, умом не понять, аршином не измерить…
Едва ли Кривонищенко в одном из походов сунулся в зону ВУРСа специально, скорее мог оказаться где-то на её периферии по незнанию. Испачкал, например, свою одежду землей весной или в начале лета 1958 года, тут же постирал в ближайшей речке — не подозревая, что и земля, и вода радиоактивные.
Дело в том, что весной 1958 года ВУРС начал активно расползаться, увеличиваясь в размерах: снег растаял, ветер начал сдувать подсохшую радиоактивную пыль, та попадала в воду, которая несла ее дальше. Например, уровень радиоактивности воды реки Исеть (в которую впадала Теча, протекавшая через самый эпицентр ВУРСа) вырос в 170 раз. И с другими реками региона творилось то же самое.
Власти реагировали на этот процесс с большим запозданием. Поздно обнаруживали вторичное заражение, поздно оповещали население. Лишь в декабре 1959 года, спустя одиннадцать месяцев после похода дятловцев, Совмин СССР принял постановление об образовании санитарно-защитной зоны с особым режимом во вновь зараженных районах. Запретили там сбор грибов, выпас скота, рыбную ловлю и прочее. Но сколько до того было съедено рыбы, пойманной в зараженной воде? Сколько постирано в тех же речках свитеров и штанов? Неизвестно, нет такой статистики.
Походная одежда Кривонищенко вполне могла подвергнуться радиоактивному загрязнению в 1958 году и прибыть с ним, не подозревающим, что везёт, в Свердловск зимой 1958–1959-го.
Вывез Кривонищенко свою одежду беспрепятственно: доскональный дозиметрический контроль, так образно описанный Ракитиным, существовал лишь на «Маяке» — на выходах из его цехов и с территории предприятия. Не стоит думать, что каждый выезжающий из Челябинска-40 автобус останавливали, выводили пассажиров, раздевали догола, проверяли полости тела, водили дозиметрами над снятой одеждой и багажом. Не было такого. Пусть тот, кто считает иначе, предъявит свидетельства очевидцев — только прямые, тех, кто сам такому обращению подвергался. Не на выходе с «Маяка» — на выезде из Челябинска-40.