"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9

Ракитин Алексей Иванович

Вышел из отеля к вызванному такси, и оказалось, что мы притащили зиму за собой с Мертвой горы: на Екатеринбург сыпался первый снег, изо рта вырывался пар. Позже узнал, что на весь Урал обрушился в ту ночь холодный атмосферный фронт — и в Челябинске, и в других местах наблюдалась под утро та же картина. «Бабье лето» закончилось, словно терпеливо дожидалось, когда же мы завершим путешествие.

В здании аэровокзала обнаружился неожиданный побочный эффект от бессонницы, длившейся третьи сутки. Резко, скачком, упало зрение (дома проверил его по таблице, применяемой окулистами, и выяснил, что стал хуже видеть примерно на тридцать процентов). Понял это, когда пытался прочитать строчки на табло с расписанием вылетающих рейсов, и встревожился не на шутку… Всевозможные

психические дисфункции еще ладно, но вот такой конкретный удар по физиологии от щедрот Холатчахля… это уже перебор.

Универсальное лекарство, приобретенное в буфете аэровокзала, привело лишь к напрасной растрате денег и ресурсов печени: три бесконечных часа в кресле авиалайнера я провел, бодрствуя, и сполна вкусил все прелести аэрофобии.

Но всё на свете рано или поздно заканчивается: посадка, Питер, и вот я уже бреду к дому даже не на автопилоте, а на последних крохотных его ошметках. Состояние — хоть скорую вызывай, но я все же зарулил в магазин, решив предпринять последнюю попытку выпасть из убийственной реальности без помощи медицины.

И случилось чудо! Родные стены помогли! Или родной диван благотворно воздействовал на блудного владельца, не знаю, но факт налицо: сто грамм водки, две банки пива — и Виктор Палыч с облегчением провалился в благодатное черное ничто…

Холатчахль отпустил не сразу. Сон нормализовался за пару дней (а до того период бессонницы сменился патологической сонливостью), зрение приходило в норму больше недели, но полностью восстановилось до прежнего состояния. Я к тому времени уже вернулся в деревню, где провожу теплое время года, — и где, едва оклемавшись от Холатчахля, незамедлительно вляпался в новое приключение, связанное на сей раз не с горами, а с рекой Лугой и с путешествием по ней на моторной лодке…

Но это уже совсем другая история.

Глава 16. Об оврагах, случаях из жизни и нищете Коли Тибо

Давным-давно, зимой 1986/87 годов, я приехал в славный город Усинск. Кажется, в феврале, или в самом конце января, точно не помню. Да и не важно, главное, что северная зима была в самом разгаре.

Илл. 42. Усинск, вторая половина 80-х. Я тогда был парнем хоть куда.

Причины моего приезда тоже совершенно не важны, потому что к дятловской истории имеет косвенное отношение лишь один небольшой эпизод той поездки.

Вот какой: добирались мы со знакомой местной девушкой Наташей с ее работы к ней домой. Надо отметить, что работала она в организации, дислоцировавшейся на дальних выселках. А жила в пригороде Усинска под названием Пионерный, и в результате путь наш пролегал вне городской черты. Большую часть дороги проехали на автобусе-развозке, вышли, двинулись напрямик по торной, хорошо натоптанной тропе, пройти надо было меньше километра.

Стоит заметить, что в Усинске я до того бывал, причем летом, и по тропе той ходил многократно. Очень хорошо представлял, по каким местам она пролегает. Особенности рельефа помнил.

Шли, шли, и вдруг я остановился и недоуменно завертел головой.

— Ты чего? — спросила Наташа.

— Э-э… а мы точно к тебе идем? Тут ведь овраг вроде был, с ручейком каким-то, мостик деревянный…

Наташа рассмеялась и объяснила: овраг никуда не делся. Мы, собственно, над ним сейчас и находимся. И мостик — примитивный настил, сколоченный из нескольких досок и перил не имеющий, — тоже где-то под нами.

Вот это да… Овраг глубиной метра четыре, если не все пять, попросту исчез под снегом. Тропа в том месте, где мы стояли, совсем чуть-чуть понижалась, да бортики снега по ее краям стали повыше, — вот и всё, что напоминало о ложбине со склонами приличной крутизны. Я представил, какая толща снега находится под нами, стало слегка неуютно, и мы пошагали дальше. Позже Наташа объяснила, что в начале зимы, пока наметенный снег не слежался, не уплотнился,

сходить с тропы тут опасно. А сейчас не страшно, глубоко не провалишься, под слоем недавно выпавшего пушистого снега — твердый наст.

За давностью лет этот эпизод позабылся, и всплыл в памяти много лет спустя, в ходе изучения некоторых дятловедческих теорий.

* * *

Овраг неподалеку от кедра — последний рубеж обороны тех дятловедов, что отстаивают теории о гибели группы «Хибина» от естественных причин, без вмешательства враждебной воли.

Когда «естественников» припирают к стенке неопровержимыми аргументами и доказывают им, что смертельные травмы Золотарева, Дубининой и Тибо-Бриньоля никак не могли быть получены ни в палатке, ни на курумниках, ни даже у кедра в ходе заготовки дров для костра, — те из дятловедов упомянутого направления, кто способен внимать чужим доводам, поневоле обращаются мыслями к оврагу. Иначе никак. Нет поблизости других объектов, способных стать причинами столь тяжелых травм.

В ходу два варианта убийственного воздействия оврага на последнюю четверку дятловцев.

1. Тибо-Бриньоль, Золотарев и Дубинина получили свои травмы, свалившись в овраг и разбившись о камни, усеивающие его дно. Колеватов, единственный из последней четверки, травм не получил, но перетащить пострадавших на настил не сумел, — однако помогал своим друзьям, как мог, утеплял их срезанной с мертвецов одеждой, и все равно закончилось тем, что они умерли, и сам Александр замерз рядом с ними.

2. Все четверо стали жертвами обвала, похоронившего их в овраге. Обрушилась многометровая толща снега, заполнявшая овраг, — и похоронила. Давление слежавшегося снега поломало ребра Золотареву и Дубининой, проломило череп Тибо. Колеватов почему-то таких повреждений не получил, и попросту замерз или задохнулся.

Нетрудно заметить, что эти версии взаимоисключающие, в них гипотетическая гибель дятловцев происходит в совершенно разных оврагах. В первом снега совсем чуть-чуть, что называется на донышке, и лежащие на дне камни им не прикрыты. В то время как второй заполнен снегом почти до краев.

Как уже сказано в этой книге, побывать у оврага во время поездки на Мертвую гору мне не удалось. Хотя потеря не особенно велика, осматривать его стоило зимой, — оценить характер снежного покрова, прикинуть, насколько реальны обе «овражные» версии. Не сложилось, но, по счастью, в сети хватает снимков этого оврага, сделанных с разных ракурсов и в разное время года. И на всех видно: УПАСТЬ на дно оврага невозможно (для этого нужен обрыв с крутизной почти девяносто градусов), на дно можно только СКАТИТЬСЯ, а это дает совсем другую энергию соударения с лежащими на дне камнями. Если же учесть, что снег на склоне оврага будет тормозить качение, то возможность получения смертельных травм кажется весьма сомнительной.

Илл. 43. Снимок оврага, сделанный поисковиками в 1959 году. Видно, что склоны крутые, но не настолько, чтобы рухнуть на дно в свободном падении.

«Овражная» версия № 1 не выдерживает критики и еще по одной причине. Зима 1958/59 годов была снежная, и снегопады (настоящие, не тот первый легкий снежок, что встретил нас с Данилом на Холатчахле) начались рано, в середине октября. Но сторонники версии № 1 утверждают, что к началу февраля (!) овраг не был заметен, что на дне его оставались открытыми камни, о которые можно было травмироваться. Вспоминаю овраг под Усинском, с описания которого началась эта глава, — и версия становится крайне сомнительной. А если вспомнить, что уже спустя четыре недели после гибели дятловцев поисковики исследовали овраг длинными лавинными зондами, но не могли нащупать ни дно, ни мертвые тела на нём, то сразу возникает вопрос: а почему за один месяц в овраг намело снега в разы больше, чем за предыдущие три? Ответа нет и не будет, и версия № 1 признается несостоятельной.