Перевал Подумай
Шрифт:
Зина отстранилась:
— Не надо… Не надо слов! Устала я от них. Я поверю тебе только тогда, когда ты найдешь работу, займешься делом.
— Работу… Найду я работу, не беспокойся! А ты… довольна своей?
— Не знаю еще. Но люди там вроде бы хорошие.
— Вот именно! И это все, что тебе нужно, а мне…
— А что нужно тебе? Что?! — Зина стиснула руки. — Сам ты не знаешь этого, Димка, горе ты мое!
Знаю. И ты узнаешь скоро. — Дима опять потянулся к ней, но Зина качнула головой: «Нет». И он ушел. Зина посмотрела в оконце за дверью: оглянется?
Валя с детства любила первый снег. То ли случилось в такой день что-то забытое, но хорошее, то ли сам первый снег казался праздничным. Она любила его даже в трудные детдомовские времена.
За порогом ее встретил рой снежков. Она тоже, как ребята вокруг, стала хватать рыхлый и липкий снег и кидать его в смеющуюся белую мглу, потом ее толкнули в сугроб, и она кого-то толкнула… Улица приняла ее в игру.
Опомнилась, почувствовав, что набившийся за воротник снег холодит шею. Встала, отряхнулась. Ускользнула от чьих-то рук, от летящих неизвестно откуда снежков. Укорила себя за легкомыслие: ведь собиралась идти в институт. Но в этот вечер думать о лекциях и чинной тишине аудиторий так не хотелось, что Валя невольно выбрала самую длинную дорогу.
Она свернула в тихий переулок, до краев наполненный тишиной и снегом. Неровные доски тротуара покрыла хрупкая снежная пелена. Ближе к забору по ней вилась цепочка чьих-то следов. Валя старалась не замечать их, ей хотелось быть первой, единственной. Снег превратил знакомую до последней щербинки дорогу в новую, неизведанную землю, и каждый шаг по нетронутой белизне словно бы приближал ее к чудесному открытию. Следы возле забора нырнули в калитку и кончились. Она осталась одна на снежной целине. Возле крайнего дома с забора бесшумно упала на дорогу кошка. Валя махнула на нее варежкой: «Брысь! Тебя здесь не хватало!» Кошка сжалась в комок — и стрелой метнулась на другую сторону улицы, пропала в метели. Тонкую цепочку следов на глазах занесло снегом. Валя усмехнулась: «И не подумаю возвращаться из-за тебя! Не жди!» Почти неприметной тропкой она вышла на вершину приморской сопки.
На ней, сплетаясь и расплетаясь, плясали струи метели, и только смутное марево огней порта указывало направление. Казалось, эти огни бесконечно далеко, а тропинка никуда не ведет. Город исчез. Время остановилось.
Валя медленно ловила губами снежинки, никуда не спеша и ни о чем не думая. Подошла редкая минута отрешенного покоя, когда становится легко, бездумно, радостно. Весь мир, все лучшее в нем сосредоточилось в этой одной, словно бы навсегда остановившейся минуте, и кто скажет, не это ли и есть наиболее полное ощущение неуловимого человеческого счастья?
Разноголосица поселка вывела ее из этого хрупкого восторженного настроения. Лаяли собаки, женщины звали детей со двора. Почти незаметно для себя Валя вернулась к действительности.
Она еще немного постояла в раздумье, стряхивая варежкой снег с воротника. И почти не удивилась, когда на тропинке появилась знакомая фигура: она сейчас подумала именно об этом
Голос его прозвучал нервно, когда они здоровались, но улыбался он спокойно, дружелюбно, и Валя тоже улыбнулась ему:
— Шла в институт. Да, кажется, сегодня так и не доберусь туда — так чудесно вокруг. Первый снег… А вам он нравится?
— Да, очень.
Не сговариваясь, оба шагнули в белую ласковую мглу, и она мгновенно поглотила их.
— Мне кажется, наши случайные встречи не так уж случайны, — заговорил он. — Должен вам признаться, что часто думаю о вас. Смешно, наверное, это в моем возрасте?
Валя остановилась, посмотрела ему в лицо открыто:
— Нет, я ничего смешного не вижу в этом, я и сама…
Даже в темноте она почувствовала его потеплевший взгляд и смутилась. Но не отошла. Так и стояла, почти касаясь щекой его плеча. Они оба замерли, словно подошли к краю обрыва, где опасен каждый следующий шаг.
— Я все понимаю, — наконец проговорил Александр Ильич. Лицо его было совсем близко.
Она опомнилась и отстранилась тихонько.
— Извините, — сказал он глухо.
— Не нужно извинений… Но пусть будут только такие случайные встречи. Другого не надо.
— Но почему? — вырвалось у него.
— Вы знаете почему, — сказала она внешне ровным и лишь затаенно грустным голосом. Не все ли равно, жена вам или не жена женщина, с которой вы живете? Вы с ней вместе много лет, этого достаточно. Вы не сможете оставить ее. Иначе это были бы не вы…
Валя проговорила все это тихо, но убежденно. И все же с какой-то смутной надеждой: а вдруг он сейчас скажет, что она заблуждается, что ничего этого нет? Подробности о нем сообщила ей Маша вскоре после той встречи возле дома. Маша разузнала все: и где он работает, и кем, и какие у него отношения с Натальей Борисовной. Она уж постаралась! Ремезов ей явно не нравился. Но она, конечно, ошибается в нем.
Александр Ильич молчал. Мучительно долго. Наконец тихо проговорил:
— Вероятно, вы правы.
Ну, вот и все. Валя даже не сразу осознала, что он сказал. Слова не имели значения.
Они шли вдвоем по той же тропинке, по которой Валя только что шла одна. На смену недавнему чувству отрешенно-радостного покоя из души рвался неслышный крик радости и боли оттого, что вот он — встретился, наконец, тот единственный, но никогда им не быть вместе…
На широкой светлой улице, где уже было много прохожих, он остановился, натянуто улыбнулся:
— Мы еще увидимся?
— Конечно, город невелик. — Валя ответила как могла беспечнее, а внутренне вся сжалась от безнадежности.
— Еще один, последний вопрос. Мне не дает покоя мысль: почему вы ушли, когда я выступал в клубе? Показалось неинтересным то, о чем я говорил?
— Нет, что вы! Меня позвали, были срочные дела. Я жалела, что пришлось уйти.
Он помолчал секунду, потом протянул руку:
— Ну, что ж, до свидания…
Он ушел быстро, не оглядываясь.
И снова на опустевшей улице кружился только ласковый первый снег.