Перевал
Шрифт:
…Ганс Штауфендорф не скрывал своей зависти.
— Везет же тебе, Клаус! Со всех сторон везет. Это же надо — одному человеку столько радостей сразу: родился сын, увидишь жену, увидишь родную Германию, Берлин. Я тебе по-хорошему завидую. Но поторапливайся. Нас ждут великие дела. Тебе твой тесть, конечно, ничего не сказал. А я скажу по секрету: генерал Конрад получил указание из Берлина водрузить на Эльбрусе флаг рейха. Кому он поручит это дело, точно пока не известно. Но вполне возможно, что нам с тобой… Кому же еще! Мы знаем маршруты. И вот еще что: ты будешь в Ростове, там есть лазарет для военнопленных номер сто девяносто два. Обязательно побывай там. В этом лазарете
— Альпинист?! — удивился Клаус.
— Да, вероятно, один из тех русских, с которыми в тридцать восьмом мы с тобой ходили в горы. Вот посмотри. — Ганс извлек из планшетки фотокарточку.
Клаус узнал невысокие строения альпинистского лагеря «Рот-фронт». На переднем плане — молодые парни и девушки. Обняв друг друга за плечи, они приветливо улыбаются в объектив. Ганса среди них не было: он фотографировал. Клаус жадно всматривался в потемневшие от горного солнца лица, отыскивая Ольгу. И он узнал ее. Она стояла между ним и Степаном Рокотовым. Они снимались после того памятного восхождения, когда Ольга едва не свалилась в пропасть. Клаус все смотрел на Ольгу и мысленно возвращался в не очень далекую радостную юность.
— Узнаешь его? — ткнул пальцем в фотографию Ганс — Вот, слева от тебя.
— Да, это Борис Севидов.
— Так вот, там, в лазарете, он упорно скрывает свою фамилию. Ты взгляни на него и припри к стенке. Генерал Конрад настоятельно рекомендует уговорить Севидова идти с нами на Эльбрус. Я бы сам поехал в этот лазарет, но необходимо срочно готовить отряд. И тут удачный случай — ты едешь. Тебе легче будет найти с ним общий язык.
— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился Клаус.
— Не сердись. Чего скрывать, у тебя с русскими альпинистами, помнится, были приятельские отношения. Даже та девица, Оля…
— Оставь!
— Молчу, молчу, — примирительно проговорил Ганс — Но согласись, старая дружба двух спортсменов может нам теперь здорово пригодиться.
— Почему ты мне прежде не показывал эту фотокарточку? — спросил Клаус.
— Ну… как сказать… — Ганс замялся. — Просто нужды не было… Кстати, такая же фотокарточка есть и у майора Ланге.
— Как она попала к нему?
— В секретном отделе штаба горного корпуса несколько таких снимков.
— Зачем?
— Пока к нам попал лишь Борис Севидов, но, кто знает, может, кого-либо из остальных встретим. Учти, Клаус, сам генерал Конрад настоятельно рекомендует уговорить Севидова идти с нами на Эльбрус. Мы, конечно, и без него справимся, но… советский офицер, брат генерала Севидова, водружает флаг германского рейха на Эльбрусе. Согласись — такой факт уже сам по себе прекрасная пропаганда.
В Ростове на перроне Клауса встретил отец. Доктор Берк уже все знал и был безмерно счастлив. И на вокзале, и сидя в машине, он без умолку говорил, не давая Клаусу раскрыть рта.
— Я всегда был уверен, слышишь, сынок, всегда был уверен, что у меня будет внук. Не должен перевестись род Берков, никак не должен. Ты представляешь, родился новый Берк! Если бы он еще был Отто, я бы мог спокойно умереть.
— Рано хоронишь себя, отец.
Они ехали по разрушенному Ростову. Полуразвалившиеся, обгоревшие дома угрюмо и, как показалось Клаусу, зловеще смотрели вслед «мерседесу» закопченными глазницами окон. Кое-где изможденные жители под присмотром полицаев разбирали булыжные баррикады, расчищали проезжую часть улицы. Глядя на мертвые дома, на тощих, истерзанных и обездоленных людей, Клаус думал о Берлине, о родном переулке «Анна Мария», о Диане и теперь уже о сыне. Как они там? Ведь Берлин бомбили и прежде, наверняка бомбят и теперь. Сумеет ли тетушка Поли уберечь жену и сына? Клаус еще не мог осознать до конца то, что произошло на днях в Берлине.
— Когда я лечу, отец? — спросил Клаус.
— Полетишь завтра. Отдохни денек. Побудь со мной.
— Я бы хотел сегодня. Постарайся, отец, хотя… — Клаус вспомнил о просьбе Ганса Штауфендорфа. — Пусть будет так. Завтра я должен выполнить в Ростове одно поручение.
— Я рад, что ты задержишься. Я хочу, чтобы ты хоть денек побыл со мной. Не забывай, я тоже отец. Кстати, ты не обижайся, я пригласил сегодня кое-кого из знакомых. Такое событие, сам понимаешь, надо отметить.
— Я знаю твоих знакомых?
— Нет. Один немец и двое русских.
— Русских?
— Вернее, один — грузинский князь, другой — казак. Я с ними связан по работе. Ты не против?
Клаус равнодушно пожал плечами.
— Послушай, — сказал он, — ты не знаешь, где здесь находится лазарет для военнопленных номер сто девяносто два?
— Лазарет? Зачем он тебе? Лазарет в некотором роде тоже является объектом моей работы.
— Вот как?
— Да и кстати, сегодня в числе гостей будет начальник лазарета майор Ланге.
Квартира доктора Берка размещалась в здании Ростовского краеведческого музея, чудом уцелевшего от бомбежек и артиллерийских обстрелов. Гостей еще не было. В просторной светлой комнате был сервирован стол. Возле него хлопотала стройная светловолосая девушка. Клаус вопросительно посмотрел на отца.
— Это Тоня. Тоня Гарбузова — мой добрый ангел, — пояснил доктор Берк. — Фрейлейн Тоня, вот познакомьтесь, мой сын Клаус.
— Я много слышала о вас, — сказала Тоня. — Господин Берк ждал вашего приезда. Поздравляю вас с сыном.
— Благодарю, фрейлейн Тоня. А что, папа, пока нет гостей, может быть, откроем шампанское? Генерал Хофер просил передать тебе лично вместе с поздравлениями абрау-дюрсо.
— О, абрау-дюрсо, молодец Генрих! Советское шампанское не хуже французского. Пожалуй, даже лучше. Выпьем, фрейлейн Тоня, за нашу радость. Желаю и вам достойного жениха, — подмигнул Тоне доктор Берк, — и хорошего сына. А, фрейлейн Тоня? — Доктор Берк был радостно возбужден и настроен благодушно. — Хорошие люди нужны на земле, — чуть захмелев, говорил он. — Хорошие. Пусть то будут немцы или русские. Что из того, что Тоня Гарбузова русская? Побольше бы таких русских, как вы, фрейлейн Тоня, как ваш дедушка Сергей Иванович. И тогда не нужны войны. Зачем воевать, если можно вот так делить радости друг с другом? Все дело в воспитании. Сергей Иванович вас хорошо воспитал. Ты знаешь, Клаус, фрейлейн Тоня совсем неплохо знает немецкий язык. Именно так мы должны воспитывать новое поколение на освобожденных от большевиков землях, и мы постараемся…
— Что, в Ростове открываются школы? — поинтересовался Клаус.
— Да, на это есть указания рейхсминистра. Первым иностранным языком будет немецкий язык. В будущем большинство предметов будет вестись на немецком языке. Но это в будущем. А до тех пор пока регулярная работа школ еще не осуществлена из-за недостатка помещений и учебных средств, министерство по делам Востока предложило компенсировать этот недостаток проведением экскурсий в музеи. Рейхсминистр считает, что присущая русским людям импровизация может быть здесь с успехом применена и использована. В меру своих сил мы вот с фрейлейн Тоней и ее дедом кое-что делаем и уже сделали. Привели в порядок оставшиеся экспонаты. К сожалению, после бегства большевиков ростовские музеи оказались почти голыми, в библиотеках — пустые полки. Большевики вывезли из музеев ценнейшие полотна великих мастеров. Это же варварство! Загрузить вагоны картинами мировых мастеров и отправить в этот хаос войны, под бомбы и снаряды.