Перевёрнутый мир
Шрифт:
— Так что, несмотря ни на что, я очень рад нашей встрече! — Я даже попытался изобразить галантный поклон, но не рассчитал и ударился башкой о панель приборной доски.
Лида рассмеялась. Она была прежней Лидой. Слегка высокомерной и смешливой. Которая когда-то хотела открыть для меня новый мир. И похоже, теперь попытается спасти меня от этого нового мира. Я был неслыханно за это благодарен. И я ей простил сразу все. Даже свой утерянный дом.
— Я тоже очень рада нашей встрече. — Она слегка повернулась и погладила меня по плечу. — Хотя хотелось, чтобы все произошло по-другому. Но раз так… Не все в нашей власти.
— Зато в нашей власти сегодняшний вечер. —
Лида слегка повернула ко мне голову. Эта нежная кожа, эти лучистые зеленые глаза. Она казалась мне похожей на всех моделей. И она была единственной.
— Я знала, что ты другой. Что ты совсем, совсем другой. Если бы ты знал, что мне за это время пришлось пережить, сколько унижений и сколько предательств! — Ее голос дрогнул. — Но я знала, чувствовала, нет была уверена на все сто, что мы с тобой встретимся, иначе и быть не могло. Эти вечные Эдики, окружающие меня…
Я не выдержал и рассмеялся, насколько позволяло мое состояние.
— А еще есть Лютики и Бины, и много-много других…
— Ты о чем? Впрочем, я понимаю. Они есть. И все они бессмысленны, как эта мокрая после дождя дорога. Проезжаешь в одну секунду — и ничего не остается. Но ты… Ты другой. И я это поняла. И мне для этого столько пришлось пережить.
— Мне тоже.
Я вспомнил побег из Сосновки, роковую встречу с Ростиком, свою собаку, которая меня не простила, и сирень, совсем молоденькую, полыхающую маленькими фиолетовыми огонечками на могиле Марианны, моей костюмерши и бабушки Лиды. А еще скрипучую калитку, колыхающуюся от ветра, и ее заунывный плаксивый скрип в ожидании Лиды. Мне так хотелось ей все рассказать! Что пережил, и зачем все это переживал. Мне так хотелось, чтобы она наконец-то меня поняла. Она поймет, иначе и быть не может. Потому что она уже давно все поняла. С тех пор как осталась без меня. И не нужно будет ей ничего объяснять. Хотя у нас впереди целый вечер и целая ночь, и как знать, сколько у нас еще впереди.
— Лида. — Я прикоснулся ладонью к ее шее, длинной, теплой. И она встрепенулась. Она любила меня точно так же, как тогда, в Сосновке. Поэтому она единственная смогла меня узнать.
— Ты — лучше их всех! — Лида оторвала одну руку от руля и протянула ее к моему лицу. И нежно погладила.
— Нет, я не лучше. Я просто несчастнее.
— Я это знала. И поэтому поняла, что наша встреча не случайна. Потому что ты должен быть и лучше, и счастливее. Ты имеешь на это право.
Машина казалась наэлектризованной. Температура воздуха в салоне автомобиля, казалось, зашкаливала за все всевозможные пределы. Меня колотило. Теперь я увезу Лиду от этого бессмысленного, пустого мира. Туда, где мы были так счастливы. И возможно, на старом погибшем дубе, где мы встречались, уже расцветают молоденькие листочки.
— Лида, — прошептал я пересохшими губами, — Лида…
Она не выдержала, на секунду оторвала руки от руля, чтобы ответить на мой мимолетный поцелуй. И прошептала, горячо, страстно, беззаветно, так умела шептать только она:
— Ростик…
Машина, оставшись на секунду без управления, подпрыгнула на кочке. Лида судорожно вцепилась в руль. И мы едва успели увернуться от грозно надвигающегося самосвала, съехав на обочину. Я опять ударился головой о лобовое стекло. Все же Лида вовремя смогла взять ситуацию — вместе с рулем — в свои руки. Она вовремя опомнилась. Опомнился и я. И полностью отрезвел. Голова моя гудела. И на лбу выступили капли крови.
— Боже,
— Но не погибли же, — пробубнил я.
Она даже не заметила, что мой тон из приторно-ласкового тут же превратился в ледяной. Она списала это на шок.
— И слава богу! — Она без конца взывала к Богу. Словно Бог просто обязан был выполнять ее прихоти. Хотя, похоже, он выполнял.
— Ростик, миленький, я совсем сошла с ума из-за тебя. Я даже не помню, как все случилось. Ты только прикоснулся, милый. Ко мне еще никто так не прикасался. И ничего подобного я не чувствовала.
Она откинулась на заднее сиденье и не к месту расхохоталась. Похоже, она тоже пережила шок. Но в отличие от меня, иной. Чисто физический.
— А знаешь, теперь наша любовь окроплена кровью. Как бы мелодраматично это ни звучало.
Мой лоб по-прежнему кровоточил. Лида осторожно прикоснулась к ране губами.
— Мог бы получиться прекрасный финал для фильма про любовь. Правда, Ростик?
Я смотрел на Лиду и молчал. Даника вновь не существовало. А я-то думал, что меня еще кто-то помнит в этом мире, что я кому-нибудь еще нужен. Какая наивность. Это ведь прежняя Лида. Она ни капли не изменилась. И ничего не пережила. Она просто вновь влюбилась. Правда, ее амбиции пошли дальше. Она уже не хотела любить смазливого Эдика из рекламных клипов, не хотела эксцентричной любви к леснику Дане. Это все в прошлом. И все для нее стало гораздо проще. Она повзрослела. У нее появился шанс сочинить роман с преуспевающим актером. Только она не учла одного. Преуспевающий модный актер этого не желал. И все же он помнил, что впереди ночь. И наверно, на что-то еще смел надеяться. Вдруг этой ночью к ней вернется Даня? Вдруг она его вспомнит? И вдруг вновь полюбит?
Эта ночь не вернула Даника. Лида страстно повторяла имя модного актера Ростика и всеми богами, которые были придуманы и еще нет, клялась, что любит его навеки. А Даня старался, чтобы его вспомнили. Ведь это его давным-давно так любили в Сосновке. Но чуда не произошло. Даже у женщины, которая с ним когда-то провела не одну ночь и которая, наверное, любила его, ни разу не возникла мысль, что это не Ростик. Она любила этой ночью только Ростика. И никто для нее не существовал на белом свете.
Не скажу, что с моей стороны это было местью. Меня оправдывало, что я тоже любил или хотя бы пытался реанимировать нашу любовь. И не моя вина, что ничего из этого не вышло. Любовь была другой. Я не был Даней. Только Лида осталась прежней.
Утром я долго смотрел на нее, еще спящую. Одеяло отброшено в сторону, лучи осеннего солнца освещают ее золотистый загар. Она была прежней. Той же тысячной топ-моделью, которую я по ошибке когда-то полюбил. Потому что в Сосновке подобного не встречалось. И этой ночью я навсегда уничтожил любовь, убил, раздавил, в моем сердце не осталось даже капли жалости. И даже мой вечный оппонент — совесть — мудро и тактично молчала.
Я торопливо оделся. Я был похож на тысячу супергероев, сбегающих по утрам от восторженных девиц, чтобы не видеть слез и не слушать мольбы. Я становился истинным Ростиком, и меня это уже не столь угнетало.
Лида проснулась от шорохов, сладко потянулась, потерла кулачками сонные глазки. Широко их распахнула. Она играла во влюбленную девочку. Казалось, что вот-вот она попросит подобную роль. Разве плохо она ее сегодня отрепетировала?
— Ты куда-то уходишь, Ростик? — В глазках неподдельный испуг.