Перевод Гоблина
Шрифт:
– Вернемся.
– Итак, какой самый простой выход? Объявить пациентку Л. сумасшедшей, правильно?
Света молчит.
Ксения Федоровна с сарказмом продолжает:
– Мужчины прекрасно устроились по жизни за спинами жен, правильно?
– Не говорите, Ксения Федоровна.
– Одно меня смущает: ты опять со шваброй. Неужели ее некому отдать? Посмотри на себя: умная, интересная! Где этот… как его…
– Мансур?
– Ну да, Мансур этот чертов!
В голосе ее гнев и сталь:
– Мансур!
Мансур
– Ты опять ел «Роллтон»? – тянет ноздрями Ксения Федоровна. – Как ты можешь появляться в обществе дам, нажравшись этого дерьма? А ну возьми швабру!
– Я не уборщица, Ксения Федоровна.
– А кто ты?
– Менеджер зала.
Ксения Федоровна гневно встает.
– Менеджер зала? Что еще за менеджер зала?
Швыряет в его голову увесистый том.
– А ну возьми швабру!
На шум появляется администратор Котов.
– Мансур, а ну-ка быстрее возьми швабру… Так… И подай даме книгу, которую она нечаянно обронила…
Мансур исполняет приказ. Официантка приносит кофе и минеральной воды.
– Здравствуйте, дорогая наша Ксения Федоровна, – льет патоку Котов.
Ксения Федоровна по обыкновению с ним холодна.
– Здравствуйте, дорогой. Вам тоже не мешает послушать это.
И вот все (Котов, официантка, Мансур со шваброй и Света) расположились полукругом, чтобы слушать. Подтягивается и муж Ксении Федоровны; он запыхался, торопясь к супруге.
– Так вот, Светочка! Каждый из этих самцов готов взять женщину сзади. И не только Вас, Светочка. Но и тех, кто рядом…
Она движением руки поправляет пышную прическу и внезапно указывает пальцем на Мансура.
– Ты готов, Мансур?
– Я? Нет.
Ксения Федоровна насмешливо указывает на Котова.
– Дорогой, Вы тоже не готовы? Что это такое с вами стало?
– Ну, как можно, Ксения Федоровна. Мы же люди, а не какие-нибудь…
– …болонки, правда?
Она тычет пальцем в мужа.
– Ты тоже не готов, Лямин?
– О чем ты говоришь, Ксения? Сама постановка вопроса нелепа…
– Между тем, только за последний год он сменил 7 любовниц.
Громкая пощечина нарушает тишину холла.
– А я сменила 7 семь сексопатологов! И у каждого выпытывала: что во мне пошло не так? Почему мужа не влекут мои формы? Значит, ты к восьмой не готов. О, сладость измены…
Новая пощечина!
Мансур от испуга роняет швабру, Света хихикает. Напряженная пауза.
– Так кто готов женщину объявить сумасшедшей исключительно для своей выгоды? Кто?
– Только не я. – отнекивается Лямин. – Ну, как я могу? Мне даже подумать об этом страшно. Причем, очень страшно.
– И правильно. Ведь ты же представляешь, что тогда будет с твоими гнилыми семенниками, дорогой! На каких они проводах будут болтаться,
Спасение! На пороге своего кабинете врач Валерий Петрович прощается еще с одной пышнотелой пациенткой.
Ксения Федоровна, оставив все, торопится к дверям, на ходу листая книгу.
– Валерий Петрович, я еще не все сказала! Это имеет прямое отношение к нашей болонке, не думайте!
Китаец Го, неутомимый труженик теневого бизнеса и любви (которой все возрасты покорны), вывешивает очередное свежее объявление об услугах Пенелопы. Грудь – двушка, фитнес, фэшн, стиль, театр, искусство, гламур, литература и так далее.
По этой причине не спрашивайте меня как поздним вечером того же дня занесло королеву лошадиной красоты Пенелопу в обычную московскую квартирку скромного достатка, – и кто это такой обыкновенный скромный москвич Евгений Алексеевич Гудзь, – лет 50-ти, тощий и легкий как глист… простите, как лист – березовый или кленовый. Понятно, что и лысенький при том; понятно, что на вид – божий одуванчик.
Сей любитель запретных страстей стоит на коленях перед законной супругой Любовью Петровной Гудзь, виновато уткнувшись в огромное бедро. Любовь Петровна без устали колотит каблуком изменника по лысине и громко рыдает, а Евгений Алексеевич пытается короткой ручкой огладить ее солидную задницу.
– Ты моя рыбонька… кисонька… ты лучше всех… Ну, ударь эту сволочь еше раз, ударь если хочешь, только прости…
– На-кось! На-кось! Я тебе покажу горячих девочек! В доме! В родном доме! На моих простынях!
Она топчет платье Пенелопы.
– Вот! Вот! А ну рви ее платье, Женя! Рви, я сказала!
Пенелопа забилась в ванную после нещадных побоев. Голова Пенелопы опять разбита, а Эсмеральда дрожит – и, похоже, опять обкакалась. При каждом ударе каблука о голову Евгения Алексеевича Пенелопа вздрагивает и шепчет:
– Ой, ой, господи… И мужик-то неплохой… За что она его так…
Пенелопа открывает кран, чтобы подмыть Эсмеральду.
– Опять шок мы получили, Эсмеральдочка… Пошалили – и шок получили… И зачем я тебя украла? Я такая дурочка, правда?
Евгений Алексеевич рвет ненавистное платье.
– Вот ей! Вот ей! Тьфу, в какую мерзость я вляпался! Как я мог так?!
– И ты должен сжечь его! Выбросить на помойку и сжечь!
Она плачет и того горше:
– Мама, ты же говорила мне еще 30 лет назад, с каким идиотом я связалась…
Но встряхнулась:
– Ну, ничего, мама, я перебьюсь… Ты знаешь меня.
– Рву, Люба! Видишь, рву! Как я ненавижу это платье!
Потом он шепчет что-то на ухо супруге.
– Что-о-о? Как это мужик? – остолбенела Любовь Петровна Гудзь. – А про такое, мама, ты мне не говорила никогда!