Перевод Гоблина
Шрифт:
Ирина и Марианна выходят на крыльцо клуба, на улице дождь.
– Странно, я как будто осиротела, узнав про эту лейкемию. А ведь он любил меня, кажется… Пусть и несуразно все это было… Ничего, кроме похоти, как говорится… Но я интересовала его вся до кончиков ногтей. Вся, какая есть. До самой последней родинки на заднице…
– Какая это к черту любовь? Ты была всего лишь функцией его распаленного воображения, и за это тебе еще хорошо платили…
– А мне бесплатно все нравилось. Когда я стояла в этой мерзопакостной мужской кабине…
Марианна раздражается еще больше.
– В конце концов, это банальная порнуха! Ну, сколько нам можно что-то делать во имя мужчин, сколько? Прости, я тебя не осуждаю. Это я скорее из зависти.
– Что-то тебя держит. Что нас, вообще, всю жизнь держит? Какие страхи? Почему мы такие забитые зверьки? Вот ты… И я примерно такая же. Отсюда в нас – отвращение и страх.
– Может ты права, не знаю. Когда я слышу что-нибудь связанное с сексом, у меня все заклинивает, а мозг тупеет. Я все время думаю: а можно как-то без него… Ну, как-то ведь можно?
– Ничего, я тебя научу не бояться. Вот только сама научусь. Секс – это всего лишь секс.
– Посочиняем?
Они выскакивают на летний дождичек, прикладывают руки, медленно кружат в каком-то сомнамбулическом вальсе и сочиняют.
– Какие мы… Танцующие, блин, под дождем…
Ирина начинает:
– Ну, хорошо, я подарю Вам свои желтенькие башмачки! – однажды расщедрилась кукла Барби.
– Они уже изрядно стоптались, но Вам будут очень даже к лицу.
– Черепаха Паша долго молчала и лишь на четвертый день спросила…
– … а куда я в них пойду?
Ирина и Марианна возвращаются. К ним подсаживается всхлипывающая Пенелопа.
– Я плачу вся… Джулия – гений. Когда я слушаю «Юнгу», я всегда плачу. И Эсмеральдочка плачет… Я с Джулией живу в одной эпохе! Я спала с ней!
– Какое счастье, Пенелопа! Как мы тебе завидуем!
– Правда, у нас ничего не было. Вы же знаете, как две девочки спят вместе. Как две сестрички. Она подобрала меня на вокзале и накормила сосисками. А я всю ночь ее тихонько целовала за это…
В спальне Егора просторно и чисто. Опрятная сиделка – пожилая женщина.
На кровати худой парнишка. Ноутбук, с помощью которого Егор держал с ней связь, лежит рядом на полу. Несколько плазменных панелей разной величины. Очевидно парнишка на них он смотрел трансляцию работающих секс-механизмов. Много порнодисков и порножурналов.
При входе Ирины сиделка встает со своего места. Парнишка слабо улыбается. Произносит одними губами: «Ты?» – и это просто шелест. Возможно, шелест смерти.
Ирина садится рядом, берет его руку в свои ладони.
– Да я… Вот мои лопатки… Они рядом с тобой… Ты ждал их?
Парень слабо улыбается, губы его шелестят «да». Сиделка выходит.
Появляется она через
Растрепанная Ирина стоит на коленях перед кроватью Егора, одеяло сдернуто. На лице Егора блаженная улыбка счастливого человека…
Со лба Ирины течет сперма, течет также изо рта, по подбородку. А из глаз катятся слезы… Это слезы прощания? Или это слезы счастья встречи с любимым человеком? На краю пропасти…
Сиделка протягивает салфетку:
– Пожалуйста…
Ирина мотает головой, достает свой платочек.
– Не надо…
Пятый сценарий – это уже жизнь. Его время наступает через восемнадцать дней. У ворот кладбища тормозит машина. Из нее выходит Ирина. Водитель сопровождает Ирину, он ведет ее к Алексею Германовичу.
…Свежий холм. Похороны закончены, Алексей Германович перед могилой сына решил побыть один. Ирина потерянно топчется у него за спиной…
– Мы объездили с ним всех лучших врачей мира. И когда стало ясно, что все безнадежно, я начал его возить по свету. Я показал ему все, что можно показать в этом мире. Крупнейшие города, немыслимые шоу, самые интересные страны, океаны, водопады, острова… Я дал ему все, что мог дать. За исключением одного: счастья стать мужчиной, побыть самцом…
– Он был маленький. Зачем ему это?
– Для идентификации самца это хороший возраст. Я начал гораздо раньше.
– Смешной вы народец – мужчины. Неужели это настолько важно?
– А что еще важно было в его положении, что?
После паузы:
– Вы будете достойно вознаграждены за то, что были с моим сыном в последние месяцы его жизни. Собственно…
Чувствуется, ему неловко об этом говорить.
– …я бы мог до конца жизни вам платить достойные алименты…
– Алименты?
– Все просто. Сперма моего сына побывала в Вас. При правильном стечении обстоятельств от этого, вообще-то, получаются дети. Почему бы нам не представить, что у Вас от моего сына получился ребенок?
– Но ведь этого не случилось.
Алексей Германович с трудом сдерживает бессильное раздражение.
– Но это же могло случиться! Это же когда-нибудь могло произойти! Нам не хватило с ним чуть-чуть…
Он всматривается в фотографию на надгробном камне.
– Егор, нам не хватило чуть-чуть с тобой… Чуть-чуть, понимаешь?
Ему трудно говорить, ком в горле.
– Ну, года не хватило, может быть, двух… Врачи сказали: если год протянет, тогда может быть другой разговор… Другие лекарства на подходе…
– Простите меня, Алексей… Будем думать, что это случилось. Вас это будет утешать?
– В конце концов, Вы единственная на земле женщина, в организм которой однажды попала сперма моего сына.
– Пусть будет так, как Вы хотите. Пусть это будет новая игра… Новый сценарий…
– Пусть это продлится хотя бы год. Вы были с ним два месяца. Я видел, как он преобразился, как он хотел жить…