Переворот.ru
Шрифт:
Общее впечатление портило только какое-то совершенно питерское запустение парадного. Да ещё стальные бронебойные двери, установленные жильцами, отгородивший личные евроапартаменты от среднестатистического уровня жизни. Смотрелись они неестественно, как металлокерамика во рту старика.
На вкус Громова, должно было быть либо одно, либо другое. Либо евроремонт сверху донизу, с реставрацией лестницы и арочных окон в подъезде. Либо пусть уж будет совковый коммунальный рай. А здесь прогресс в уровне потребления почему-то застопорился, разбился на отдельные потоки и водоворотики. Как и по всей стране, впрочем. На
Они вышли на последний лестничный пролёт.
— В перила вмонтирован «видео-глазок», — прошептал Хартман. — Нас уже ждут.
Он остановился. Переложил кожаный кейс из правой руки в левую.
— Мандражируешь?
Громов зябко передёрнул плечами.
— И правильно делаешь. Не к девкам в гости идём.
Последний пролёт, ведущий к двум квартирам, перегораживала стальная решётка с кодовым замком.
Хартман отдышался и поставил ногу на первую ступеньку.
— Кстати, чему и как тебя учили, интересно знать. Вот скажи, с чего начинается преступление?
— С самооправдания.
— Ответ на твёрдую «тройку». — Хартман пошёл вверх по лестнице. — Самооправдание, типа «у лоха взять не грешно», или «не мы такие, жизнь такая», кроме психологического изврата, имеет ещё и рациональную подоплёку. Самооправдание происходит от ощущения безнаказанности. Заметь, не даёт его, снимая психологическое табу на преступление, а порождено им! Безнаказанность, в свою очередь, происходит от уверенности, что преступление возможно, раз, и возможности уклониться от наказания, два. А что даёт уверенность в безнаказанности?
Он, встав на последнюю ступеньку, повернулся к Громову.
— Уверенность даёт только информация. Ее правильная оценка. Как на этапе планирования, так и в момент осуществления преступления. Отсюда вывод — преступление начинается с утечки информации.
Хартман набрал код на замке.
— Если бы кое-кто умел держать язык за зубами, нас бы здесь не было. Резонно?
Решетчатая дверь протяжно скрипнула.
— То ли лень смазать, то ли примитивная сигнализация, — с видом проверяющего из Главка прокомментировал Хартман. — Навевает подозрения, что мужики дрыхнут в служебное время.
Он повернул налево, к пошарпанной и запылённой двери без номера.
Громов встал у него за спиной.
— Начинай без команды, — прошептал Хартман.
Достал из кармана удостоверение, его уголком трижды надавил на кнопку звонка.
За дверью уже кто-то стоял, это Громов почувствовал совершенно точно.
Хартман распахнул удостоверение, поднёс к глазку.
В двери щёлкнул замок.
12:05 (в.м.)
Волкодав
Громов стоял в центре комнаты и шёпотом считал до десяти. Уже десятый раз подряд. Сердце никак не хотело успокоиться, колотилось, как на марш-броске в полной выкладке. Где-то под самым горлом. Яростно и гулко.
Квартира оказалась постом технического наблюдения. На стеллажах стояли приборы, мерно помаргивая контрольными лампочками. Крутились бобины у двух магнитофонов.
Ошибся Хартман только в одном. В «литерной» квартире было трое. Два опера, первого Громов свалил на пороге, второго вышиб ударом из кресла перед пультом. И девушка. Она спала, свернувшись на диванчике в маленькой комнате. Туда стащили мебель с ближайших помоек и превратили в некое подобие комнаты отдыха. Девушка не успела даже вскрикнуть, Громов отключил её ударом вполсилы по челюсти.
— Что творится в родной организации! — проворчал Хартман, войдя в комнату. — Пятница-развратница, видите ли, у них. Девку на объект притащили! Слава богу, что девка хоть «кадрированная», как выяснилось, опериха из соседнего отдела, а не блядь из соседнего подъезда.
В одной руке у него был кейс, в другой несуразный пистолетик, похожий на детскую игрушку.
Он опустился на колено, приставил толстый ствол пистолета к шее лежащего на полу опера. Нажал на спуск. Голова у человека безжизненно дёрнулась. Ноги просучили по полу и обмякли, словно парализованные.
— Нафига? — выдавил Громов.
— Не бойся, не убил. Укольчик сделал, — прокомментировал Хартман. — Сон — лучшее лекарство при астеническом синдроме [61] . А что ты хотел? Работа сидячая, но нервная, начальство тупит, жены пилят, дети грызут, а слова никому не скажи. И главное, никакой альтернативы. Где его удостоверение?
61
— патологическое последствие длительного стрессового воздействия, т. н. «пограничное состояние», когда стресс способен вызвать психосоматическое расстройство органов и систем организма (например, диабет, инфаркт, инсульт или язвенную болезнь) или вылиться в психическую болезнь.
— На стол положил.
Хартман выпрямился, прошёл к столу. Покрутил в пальцах красные корочки удостоверения.
— А курить на объектах ФСБ категорически запрещено.
С этим словами он высыпал на стол содержимое пепельницы. Бросил в неё удостоверение, прибавил ещё два, достав их из кармана. Щёлкнул зажигалкой.
— Больше эти люди у нас не служат, — громко, чтобы услышал Громов прошептал он.
Оглянулся.
— Как самочувствие, ратоборец?
— Вашими молитвами.
Громов придвинул к себе кресло, устало опустился на него, поелозил колёсиками по полу. Ножи так и остались в рукавах, прижатые манжетами куртки.
— Ирина сказала, что я в розыске.
— «Ирина сказала»! Как учат арабы, надо выслушать женщину, но поступить с точностью до наоборот. Конечно, ты в розыске. Но вести себя нужно так, будто тебя это не касается.
Хартман прошёлся вдоль стеллажей, нажимая кнопки на приборах и выдёргивая проводки.
— Уточняю мысль: то, что тебя дали в розыск, ещё не повод завалить меня здесь, а самому бежать с повинной. Ирина уехала, теперь я — твоё алиби. Ясно?