Пережитое
Шрифт:
Работа эта была очень сложная. У нас, да и в то время за границей, не имелось сводного курса, посвященного истории медиевистики того периода, которым я занималась, хотя и существовал ряд трудов, освещавших историю медиевистики в середине XIX века, в том числе уже упоминавшийся курс лекций Косминского (над редактированием его в 1960–1963 годах я много работала [33] ). Кроме источников — сочинений тех историков, о которых предстояло написать, — в моих руках оказались только отдельные статьи, реже монографии о них, не ставившие целью включить их творчество в широкий контекст развития исторической науки конца XIX — начала XX веков. Тот контекст воссоздать предстояло мне самой. К этому времени попытка такого рода была сделана О.Л.Вайнштейном [34] применительно к этому периоду лишь в его учебном пособии, охватывающем, при небольшом объеме, всю историю мировой медиевистики от Блаженного Августина до середины XX века. Это был краткий и довольно схематичный обзор. Передо мной стояла задача, во-первых, серьезно и глубоко изучить все мои первоисточники — работы,
33
См. Косминский Е. А. Историография средних веков: V — середина XIX вв. Лекции. М.: МГУ, 1963.
34
Вайнштейн О.Л. Историография средних веков. М.—Л., 1940.
Но главные сложности состояли в том, что по условиям того времени подготовляемая мною книга оказывалась на острие идеологических и методологических проблем. А это вынуждало меня быть очень осторожной. Конечно, в шестидесятые годы уже ушло в прошлое абсолютно нетерпимое отношение к немарксистским установкам в историографии прошлого с его обязательным атрибутом — заушательской и антиисторической критикой. В те годы в советской науке утвердился более историчный, научно-объективный, уравновешенный подход к трудам наших предшественников-немарксистов. Однако некоторые догмы оставались непререкаемыми: на первом плане в оценке творчества отдельных ученых и целых направлений по-прежнему оставались их политические и методологические установки, а уже потом — научные достижения и просчеты; сохранялся классовый подход, безусловными оставались утверждения о том, что появление марксистского понимания истории положило начало совершенно новому, конечно же, более высокому этапу в развитии исторической науки. При этом надлежало проводить резкую грань между постепенно деградировавшей буржуазной историографией и все время прогрессирующей марксистской. Последнюю уже в силу ее общей методологии надлежало всегда ставить ступенью выше буржуазной.
Без учета этих стереотипов невозможно было в ту пору даже помыслить написать и издать книгу на данную тему. Это было условие sine qua поп. И я вынуждена была его соблюдать. Мне, однако, хотелось сделать в то же время серьезную работу, проследить, как действительно развивалась наша наука во всех ее деталях, оценить все то важное и полезное, что оставили нам предшественники, а если и критиковать их, то не только и не столько под углом зрения их политико-идеологических воззрений, но и по линии их методических приемов, используемых источников, соответствия их конкретных наблюдений более широким концепциям.
Для того чтобы провести свой корабль между этими рифами, мне требовалось много усилий, изворотливости и, конечно, компромиссных решений.
В основу подхода к вставшим передо мной проблемам я старалась положить последовательный историзм: по возможности оценивать творчество историков, учитывая тот уровень знаний и характер подходов, который они заставали при начале своей деятельности, и то, что сами они внесли и в конкретное изучение занимавших их проблем, и в методологию. Это давало мне возможность избегать слишком прямолинейных негативных оценок даже там, где этого требовала «ортодоксальная» позиция.
Конечно, я не могла обойтись без развернутой характеристики марксистского понимания истории и решений, которые Маркс и Энгельс давали основным проблемам медиевистики. Я посвятила этому целый большой раздел, который затем переработала в брошюру «Основные проблемы истории средних веков в трудах Маркса и Энгельса» [35] , неоднократно переизданную впоследствии. Однако, наряду с противопоставлением марксистского понимания истории и проблем средневековья пониманию их представителями разных направлений так называемой буржуазной историографии, я постаралась подчеркнуть и те общие тенденции, которые с необходимостью привели к возникновению марксистского, с одной стороны, позитивистского — с другой, подходов к истории. Это отражало стремление всех историков того времени к превращению истории в науку, сближение ее с естественными науками. Я внимательно проследила ту значительную роль, которую марксистское понимание истории сыграло в конце XIX — начале XX веков в общем развитии наиболее передовых течений европейской историографии. И здесь я не кривила душой, так как была убеждена, да и сегодня продолжаю быть уверенной в том, что это влияние, прямое или косвенное, в самом деле имело место и нередко в весьма положительном смысле.
35
Гутнова Е. В. Основные проблемы истории средних веков в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса. М., 1964.
Трактуя вопросы развития медиевистики начала XX века, в частности ее «критического направления», я не могла уйти от стереотипа безнадежного «общего кризиса» исторической науки, начавшегося в это время, но постаралась показать, что и тогда у европейских историков было немало достижений и что даже методологические искания неокантианцев и других создателей релятивистских теорий исторического познания при всей их разрушительности для
В книге были прочерчены основные закономерности историографического процесса, его диалектический характер — постоянная смена этапов резкого отвержения постулатов прошлого этапами возврата к прежней традиции, частые шараханья в противоположные друг другу крайности и затем постепенное возвращение к некой средней линии. Постаралась я показать и противоречия, время от времени возникавшие между ранее созданными обобщающими концепциями и новыми эмпирическими данными, разрешающиеся нередко взрывом старых и появлением новых синтетических установок; связанная с этим постоянная борьба между историками-эмпириками и историками-синтетиками.
В целом, книга, которую я закончила в 1972 году, получилась сложная по структуре, богатая конкретным и теоретическим материалом, хотя и не свободная от некоторых стереотипов того времени, но далекая от вульгаризации.
В 1965 году я начала готовить спецкурс по истории крестьянской идеологии в Англии, намереваясь поставить в нем совершенно новую и в тогдашней советской и в западной историографии проблему, разработать ее как в плане конкретно-историческом, так и общетеоретическом. На эту тему меня натолкнули, с одной стороны, мои исследования о парламенте, в ходе которых я познакомилась с рядом источников, отражавших специфические взгляды и представления крестьянства об обществе, в котором оно существовало, и о своем месте в нем. С другой стороны, мой интерес к этой теме был связан с наметившимся в то время в зарубежной историографии (особенно у историков школы «Анналов» во Франции) интересом к роли субъективного фактора в истории, в частности представлений и общественного сознания людей разной социальной ориентации в ходе эволюции общества. Мне захотелось посмотреть на крестьянство, составлявшее абсолютное большинство населения средневековой Европы, не только как на страдающий объект, но и как на мыслящий и действующий субъект истории. Я предполагала привлечь для этого исследования широкий круг разнообразных источников: начиная от протоколов вотчинных феодальных и королевских судов до разного рода государственных документов, локальных хроник, а также литературных и фольклорных памятников XII–XV веков.
Я начала читать этот курс в университете, где он вызвал большой интерес студентов, стала давать дипломные работы соответствующей тематики. В 1966 году я опубликовала две статьи по этому вопросу [36] . Прежде чем напечатали первую из них, редколлегия журнала «Вопросы истории», где предполагалась моя публикация, провела ее обсуждение с привлечением ряда ученых-экспертов. Сомнение вызвал главным образом вопрос о том, можно ли говорить о крестьянской «идеологии». Здесь тоже господствовал определенный стереотип, согласно которому у крестьянства, как класса темного и забитого, не способного на самостоятельные действия, не могло быть своей идеологии, но только «социальная психология». Право на идеологию сохранялось лишь за дворянством, духовенством, буржуазией и, конечно, пролетариатом. Я же осмелилась поставить вопрос о крестьянской идеологии. На обсуждении мнения разделились. Но поскольку меня поддержали такие авторитеты, как академик С.Д.Сказкин, Л.В.Черепнин и Б.Ф.Поршнев, статью все же напечатали. Вторую статью об источниках и историографии по избранной теме напечатал в том же году сборник «Средние века» [37] . Таким образом, я как бы «застолбила» новую тему и решила после завершения своей историографической книги и накопления материалов по спецкурсу написать еще одну книгу. К сожалению, выполнение этого плана растянулось почти на двадцать лет по не зависящим от меня обстоятельствам.
36
См.: Гутнова Е. В. Некоторые вопросы идеологии крестьянства эпохи средневековья // Вопросы истории. — 1966. — № 4. — С. 52–71.
37
Гутнова Е. В. Основные источники и историография по истории крестьянской идеологии в Англии. // Средние века. — 1966. — Вып. 29. — С. 70–89.
Как потом выяснилось, это было большой глупостью — открывать заранее свои планы для всеобщего обозрения. Но мое простодушие, как говорил Леша, и вера в порядочность всех окружавших меня людей привели к горькой ошибке.
В это время две мои дипломницы написали работы по заявленной мною проблематике: одна — о лоллардах, другая — об английской политической поэзии XIII–XIV веков. Они использовали материал источников, приводили большие выдержки из сделанных ими переводов староанглийских, старофранцузских и латинских текстов. На защите оппонентом выступал мой коллега Ю.М.Сапрыкин, очень высоко оценивший обе работы, но девочки мне потом сказали, что он долго потом не возвращал их. Впоследствии он использовал часть собранного моими дипломницами материала в своей книге «Социально-политические взгляды английского крестьянства в XIV–XVII веках» [38] . Были там затронуты и многие вопросы, поставленные мною еще в тех первых статьях. Конечно, в науке не должно быть монополий, каждый волен заниматься тем, чем ему хочется. Но работая со мной на одной кафедре, зная, что я готовлю исследование по данной теме, Юрий Михайлович мог хотя бы поставить меня в известность о своих интересах в этой области. Запретить ему написать книгу на заявленную тему, конечно, было нельзя, и его работа вышла в свет в 1972 году. В первый момент я подумала бросить эту тему. Однако потом решила вопреки всему завершить начатое дело, никому ничего не говоря, подождать выхода его книги, а затем подготовить свою, совсем другую, хотя и близкую по теме. Но об этом позже.
38
Сапрыкин Ю. М. Социально-политические взгляды английского крестьянства в XIV–XVII веках. М., 1972.