Переживая прошлое 2
Шрифт:
Декорации кабинета сменились спальней. Наши тела уже не были юными, но при тусклом свете ночника, казалось, в нас вселились молодые люди и сорвали мятые одежды. Напряженные руки проходили в касании по телу и с силой сжимали плечи, колени, шею. Прижав Ольгины руки за запястья над головой к постели, я с легкой грубостью прижался к ней. Прерывистый стон и вздох от тесного нажима. Эта ночь была катарсисом и эйфорической болью, таяньем вековых льдов и тишиной вечернего бриза. Мы сходили с ума и лечились от безумия. Оля дрожала, а я, немного устав, перевернул ее грудью к постели. Пальцы прошлись по обнаженным коленям. Она резко вдохнула и начала дышать быстрее, реагируя на прикасание губ к бархатной коже. Я подступился сзади. Она томно застонала. Время текло, но между нами оно остановилось и прошептало:
Оля уже спала, я видел, как ее грудь вздымалась и опускалась в ритме дыхания. Лучи лунного света ласкали кончики ее пальцев. Я смотрел на них, думал, обо всем, что со мной случилось и куда меня вело. Мои обстоятельства не давали покоя все время; ведь то, как я оказался в этом мире или реальности, сложно было понять. Меня одолевало постоянное напряжение и непонимание: где моя жизнь и что реально, где мне место и к чему стремиться, не впустую ли я тревожусь и не теряю ли время своей жизни на то, что даже не стоит внимания. Я так устал об этом думать, но и не думать об этом уже не мог. Если бы прошло всего пару дней с начала истории, я бы рационализировался и стремился к цели без устали, но когда уже долбишься о стену и отлетаешь от нее месяцами, причиняя себе лишь боль, начинаешь отходить назад и смотреть на преграду, стараясь понять: может, это и не стена вовсе, а мое заточение, которое я возвел себе сам? Или это ад, и я обречен на вечные муки? Или это рай, но я просто играю не по правилам? В такой ситуации любой бы подумал о религиозном контексте моей истории. Спустя время, хочется уже не столько разобраться в случившемся, сколько выговориться кому-нибудь. Так, чтобы расслабить это бесконечное напряжение. Но выговориться было некому.
Ночь уже таяла. Начало даже светать. Не выдержав лежания-сидения на кровати, я отправился на кухню, сварил себе кофе, покормил проснувшегося пса и отправился в кабинет. Шел с кружкой горячего кофе и думал: что я собираюсь найти, если там, скорее всего, нет ответов на мои вопросы. Но все равно шел, так как там было хоть что-то о человеке, жизнью которого я жил.
Сев в кресло, я отпил кофе и посмотрел на рабочий стол так, будто пытался увидеть то, чего не видел раньше. Быть может, что-то особенное или неуместное. А может, то, что уже много раз видел, но не принял во внимание. Взгляд остановился на блокноте: раз в него что-то записывают, в нем может быть что-нибудь ценное, но, пролистав его весь, я ничего интересного не нашел. Перебрал стопку страниц с текстом, осмотрел все ящики стола, но ничего, кроме канцелярии, не нашел. Потом уперся взглядом в камеру, и мне на ум пришла мысль: если я его узнаю ближе, то смогу понять, где он мог оставить для меня подсказку. Я был уверен, что все, что происходит в моей жизни, из-за него, ведь я не делал ничего такого, чтобы моя жизнь была чужой. Конечно, порой я себя спрашивал: не псих ли я случаем, но после слов Семена Алексеевича эта мысль перестала меня посещать. Я не надеялся что-то найти, но делал это, скорее, по внутреннему мотиву, который сам меня вел.
Включив камеру, я увидел несколько десятков записей. Промотав вниз, нажал на play, чтобы проиграть самую последнюю. Камера снимала кабинет, в котором я сидел, но в кадре было только пустое кресло.
– Ты уже не спишь? – сонно спросила Ольга.
– Что? – оторопел я и закрыл камеру. – Нет, я не спал еще. Не смог уснуть.
– Сегодня дети приедут. Тебе поспать бы. Пойдем, я тебе дам снотворное, – произнесла Оля и пошла, не дожидаясь моего ответа.
– Да, пожалуй, – сказал я, понимая, что устал.
После посещения кухни мы с Олей отправились в постель. Пока мои клетки ретикулярной формации ствола головного мозга угнетались под воздействием 500 мкг феназепама, она укрыла меня одеялом, а сама прилегла рядом, обняв со спины и наблюдая, как я буду засыпать.
– Может, тебе колыбельную спеть? – шепотом спросила Оля. Я промолчал. А через минуту позвал:
– Оль?
– Что, дорогой?
– После стольких лет брака… ты будто только влюбилась. Почему? Я порой пытаюсь это понять, но никак не могу найти ответ.
– Люди перестают любить, когда перестают заботиться. Я не переставала.
– Хорошо сказано, – начиная засыпать, произнес я.
– Это
Голос Оли перестал доходить до моего сознания. Меня затянуло в царство Морфея.
Во сне реализуются глубинные переживания, которые человек, находясь в сознании, зачастую подавляет из-за необходимости адекватно реагировать на внешние раздражители. Если переживания сильные, то подавить их, конечно же, не получается. Мне удавалось сосредоточиться на том, что мне казалось важным, но эпизод в клинике с пациентом все же затронул мое внутреннее любопытство. В качестве удовлетворения оно решило проиграться в сюжете сновидения.
Я был в клинике. Сидел в палате рядом с пациентом, который меня куда-то звал, а я говорил, что не могу. Он потянул за руку. Я встал, но почувствовал, что меня за другую руку, сидя на кровати, держит Оля. Я спросил, что она делает в клинике, а она ответила, что я ее довел до такого состояния своим намерением исчезнуть из ее жизни. Мне хотелось успокоить Олю, но меня очень сильно потянуло в сторону пациента. Когда я посмотрел на источник тянущей силы, то увидел черного демона, от которого исходила копоть, оставляя черный след на потолке. Я захотел высвободиться, но не смог. Демон сказал, что она меня ждет и что я должен идти к ней, хочу я этого или нет, а затем с чудовищной силой потянул меня из палаты по коридору. Я пытался цепляться за все, что можно, но либо вещи падали и тянулись за мной, либо мне не хватало сил удержаться, поскольку организм начинало разрывать в суставах. Он продолжал тянуть за руку, а я то вставал, упираясь ногами и катясь вслед за ним, то падал и все равно катился. Демон был очень силен и не замечал моего противостояния. Затащив меня в подвальное помещение, он отпустил мою руку и бросил в ноги кувалду. Я начал бить в указанное демоном место на стене. Кирпичи высыпались в пространство за стеной. За кладкой находилась какая-то лаборатория, которая казалась мне знакомой. В центре стояла кровать, над ней висел хирургический светильник. Я вступил внутрь и… сон прервался. Я проснулся.
В окна заглядывал усталый вечер. Перед тем, как спуститься, я принял таблетки, лежащие в тумбочке, чтобы после еды снова поспать, поскольку не хотел сбивать режим сна и бодрствования. Спускаясь по лестнице на первый этаж, услышал голоса, доносящиеся с кухни. Пока шел, думал о включенном телевизоре, но, подойдя ближе, увидел своих детей, которые что-то заинтересованно обсуждали с Олей. Не решаясь зайти на кухню из-за незнания, как себя с ними вести, я остановился и оперся плечом о стену. Оля прервалась, увидев меня. Заулыбалась. В ответ улыбнулся и я, держа на груди скрещенные руки. Дети обернулись.
ГЛАВА V
Дети встретили меня с энтузиазмом. Общительности им было не занимать. Сев за стол, я взял вареное яйцо с привычной опаской увидеть внутри формирующееся тельце цыпленка, но взгляд уцепился за пашотницу Weimar Porzellan из фарфора, выполненную в тонах индиго с тончайшей золотой каймой. Сразу же вспомнил слова Ольги о моем крестьянском методе еды. Вздохнув, воткнул в подставку яйцо тонкой частью вниз и взял ложечку. Подняв взгляд, увидел, что Оля, с трудом сдерживая смех, смотрит на меня.