Переживая прошлое 2

Косачев Александр Викторович

Пациенты не глумились надо мной, как это могло бы быть в так называемом нормальном обществе. Здесь каждый был заложником собственной болезни, от которой страдал и потому не испытывал радости от чужого несчастья. Некоторые пациенты пробовали поговорить, но я их проигнорировал. Они не обиделись. Здесь такое было нормой – не отвечать и не реагировать, потому что даже в дневное время, когда человек лежит с открытыми глазами, его сознание может путаться: различные ложные состояния, быстро вторгаясь в общую картину мира, совершенно перепутывают ее содержание, не давая реально оценивать ситуацию и обстановку, в которой находится человек, терзаемый муками своего расшатанного здоровья.

Вечером у меня измерили давление. Опросили. Я безучастно на все ответил и отправился обратно давить матрас. Время шло медленно и не собиралось куда-либо торопиться. Так длилось до тех пор, пока привычный распорядок дня не нарушил скрип в коридоре. По ассоциациям мне показалось, что кто-то чем-то скребет по

стенам. Причем, довольно сильно. Я продолжил лежать, но уже раздраженный, поскольку мое самобичевание нарушили. Скрежет приближался. Я злился сильнее, дожидаясь, когда он прекратится. Про себя думал: как им вообще в голову пришло в психиатрической больнице провоцировать больных на безумие, нажимая на спусковой крючок резким звуком, да еще и такого характера?! Это же может привести к массовой истерии! И, стоило мне только об этом подумать, как послышался крик пациентов. Они начали бегать. Послышался глухой шум и удары, а я, подняв глаза вверх, подумал, не желая отвлекаться: «Ну вот, идиоты! Так и знал». Но затем звук оказался совсем рядом, сопровождаясь приблизившимися криками. Шум был настолько громкий, что он резал слух. Я подскочил, чтобы закричать «Какого черта?!», и увидел демона, который был весь в крови и внутренностях пациентов. Некоторые из них в панике пытались спрятаться за тумбочки, вытянув перед собой трясущиеся руки, кто-то пытался заткнуть уши, взяв подушки, считая, что это все происходит у него в голове, а кто-то рвался в уже разбитое окно.

– Она тебя ждет! – сказал демон.

Я попятился, ничего не говоря и в панике перебирая попадающиеся под руки стулья. Демон резко двинулся на меня, через мгновение оказался прямо передо мной и лапой вцепился мне в голову, с силой ее сжимая. Я вскричал, на что демон только зарычал и, повернувшись, болтая меня, как тряпичную марионетку, потащил за собой, чуть ли не сворачивая мне шею. Боль разливалась по голове, груди, плечам. Я начал задыхаться. Из головы у меня текла кровь, попадая в рот. Затем я увидел, как по пальцам демона стекает чей-то мозг. Причем, он тек в паре сантиметров от моих глаз. Я громко вскричал, пытаясь вырвать свою голову, уже не понимая, чьи это мозги: тех, кого он уже успел убить, или мои собственные. Демон продолжал тащить меня в тот же подвал, в который он меня затаскивал во сне. По пути я успел ухватиться рукой за швабру, ударил ею демона, на что он меня мотнул и чуть не сломал мне шею. Я выпустил швабру. Поддался. Демон швырнул меня к стене. Она была уже расколочена, а рядом с ней лежал обнаженный труп Оли. Я подбежал к ней, попытался привести ее в чувство, но все было бестолку. У нее не было внутренностей. Тело было разорвано изнутри, словно демон вселился в нее, пришел в больницу, разбил стену и пробудился, чтобы заставить меня пойти с ним. Я противился. Вцепившись в разорванное тело жены, я прижал ее к себе и закричал, чтобы демон был проклят. Демон присел, очень громко рыча, рыком разрывая мой слух, а я еще сильнее вцепился в Олю и произнес про себя: «Гори все огнем без нее!» Но ничего не произошло... Когда я открыл глаза, то увидел палату. Был вечер. Передо мной сидел пациент и смотрел на меня, наклонив голову на бок. Я отпустил подушку и расслабил поджатые ноги. Это был всего лишь страшный сон.

– Пойдем мерить давление, – произнесла медсестра.

Я выдохнул, испытывая дежа вю, и последовал за медсестрой. Давление было для меня относительно высоким – 160/90, как, собственно, и сердцебиение. Меня попросили посидеть некоторое время. Когда перемерили, давление снизилось до 130/90, сердцебиение также снизилось. Мне сказали, чтобы я сообщил кому-нибудь, если самочувствие станет ухудшаться. Я кивнул в ответ и отправился обратно.

Ночью я снова не спал. Таблетки не давали мне отследить мое натуральное самочувствие, из-за чего ночь для меня становилась временем, когда я бодрствовал. Я сидел на подоконнике и смотрел в окно. Пейзаж был давно изучен. На улице все спало, и даже ветер не донимал весеннюю листву, оставшуюся с осени. Фонари лениво светили вдоль улицы для людей, которые давно уже спали и не думали, что где-то для них в этом мире горят путеводные огни.

Кошмары приходят к человеку, когда он игнорирует какие-то чувства или эмоции, подавляя их в себе или пытаясь запихнуть в дальний угол. Но энергия есть энергия, она не может исчезнуть сама по себе. Чем дальше человек ее запихивает, тем более глубинные структуры она затрагивает, переворачивая все существо человека. Когда она накапливается до определенного уровня, который является критическим для человека, кошмары и тревоги начинают приобретать предметность, выражая себя в том, чего человек боится, поскольку ассоциативные ряды относят негатив к негативу и выносят скопившийся ком, который больше не умещается в человеке, во что-то такое, что для человека носит именно негативный характер. Таким образом, человек сам рождает своих монстров, когда пытается не замечать маленькое чудовище, растущее внутри него. Сначала все будет относительно легко. Забил это куда-то в угол и отвлекся, считая, что само пройдет, а потом оно постепенно начинает не помещаться в том пространстве, которое человек для него определил. Оно будет занимать и отнимать

все больше важных пространств, при этом изменяя сущность самого пространства, нанося ему глубинный ущерб, который может уже никогда не исправиться, оставляя там чудовищные разрушения. Так полученная психотравма, которая не была пережита или раскрыта в своем существе, станет с годами потихоньку расти, врастая в человека и изменяя его с учетом своей предыстории. Он может даже и не заметить ее, поскольку при медленном сращивании изменения не видят даже окружающие. Личность от этого не становится здоровой, но и больной ее трудно назвать, потому что возникает симбиоз сущности человека и вредителя. Это как пустить жить под кожу червя и дать ему карт-бланш. Я своего монстра кормил собой. Отрезал от себя куски и бросал ему, наклоняясь с солонкой, чтобы создать комфортные условия для роста. Монстр рос и проникал во все, не желая оставаться в тени. Пытался стать мной. Преследовавший меня демон был тем, что я создал для спасения, но что игнорировал, когда отказывался вернуться назад, потому что мое подсознание хотело жить истинной жизнью, а не навязанной чужой. Демон разрушал этот мир, чтобы выгнать меня туда, где мне на самом деле было место. Мое подсознание противилось, потому что отвергало тот мир, где считало себя чужим, а я, кажется, какой-то частью начал в него вживаться. Начал семью называть семьей, а Олю принимать за жену. Попытки понять случившееся стали, скорее, для галочки и успокоения демона, который на самом деле понимал, что происходит, даже давал мне шанс одуматься, но потом получал тофу, а тофу – это лишь имитация еды, без запаха и вкуса. Она, конечно, дает чувство насыщения, но позволяет разве что существовать, не имея в жизни красок.

За окном я начал замечать силуэт демона. Он разглядывал клинику со стороны. Я видел его. Он смотрел на меня, но не решался проникнуть. Возможно, он намекал, что я наконец-то должен попытаться узнать, что находится за той чертовой стеной, к которой он меня постоянно притаскивал в моих снах, ведь он тащил меня целенаправленно именно туда, а значит, знал, что там что-то есть и пытался мне сказать. Я об этом думал, смотрел на демона, а он растворился в блике светящихся фар машины, проезжающей в ночи и не знающей, что там, на улице, совсем близко от них, находится страшное существо. Тем временем начал проявляться рассвет, просыпаясь на горизонте. Небо светлело, и я отправился в кровать, делая вид, будто всю ночь спал. Ночные мысли также начали таять вслед за рассветом. Как обычно, когда ночь уже позади, перестаешь думать о тьме и строишь планы, потому что следующая ночь еще далеко, а день уже так ощутим: лежит утренней росой на листве и дает надежду, что теперь уже все позади и бояться больше нечего.

ГЛАВА VII

– Ну, как вы себя чувствуете? Что-нибудь беспокоит? – спросил меня Семен Алексеевич утром, когда я к нему пришел. Я посмотрел на край стола, вспоминая бессонные ночи и демона, появившегося уже в этом мире.

– Нет. Ничего не беспокоит. Сон только немного сбился. А так… все в порядке, – ответил я, не желая, чтобы меня продолжали держать в клинике.

– Во сне не потеете? Не бывает одышки после пробуждения? Тревога? Панические атаки?

– Нет-нет. Все как раньше. Оля не звонила?

– Звонила. Каждый день звонит. Сегодня вечером хочет приехать. Встретиться с вами и убедиться, что вы в порядке. Вы готовы увидеться с ней?

– Да, конечно! Да. Готов! – ответил я сбивчиво.

– Вы не думали, откуда взялся демон и чего он хочет? Куда зовет?

– Ну… думаю, демон – это мое олицетворение внутреннего мотива вернуться в прошлую жизнь.

– Выходит, вы хотите остаться здесь? Вы ведь не идете за ним.

– По всей видимости, да.

– Допустим, была бы возможность вернуться в прошлую жизнь, о которой вы говорили, или остаться в этой. Что бы вы предпочли?

– В этой, – ответил я, секунду подумав. – Остался бы в этой.

– Почему?

– Меня пугает прошлая жизнь. А когда я с Олей, мне спокойно. Не нужно никуда бежать и кем-то быть, чтобы что-то кому-то доказать или объяснить. Она, безусловно, меня принимает, и здесь я меньше всего испортил жизнь. Тут я могу просто жить.

– Но что-то вас все равно тянет назад, иначе бы демон не появился и не звал за собой. Это глубинная тяга, и довольно сильная. Вы не думали, что она может начать разрушать этот мир и все, что вам здесь дорого? Начнет затягивать обратно.

– Будь так, меня бы тогда не тянуло к Оле. Поэтому нет, я так не думаю. Да и агрессия была бы направлена на жену, а этого нет. Так что – нет.

– Мне сказали, у вас вчера было высокое артериальное давление и сердцебиение, а также вы спали до этого. Оно должно было подняться на несколько единиц после пробуждения, но не настолько сильно, и сердце не должно было так стучать. То есть, вы были очень сильно напряжены. Также у вас сбит сон, раз вы спали днем. Почему вы мне недоговариваете? – спокойно спросил Семен Алексеевич с легкой улыбкой в знак доброго расположения. – Я хочу вам помочь, и только.