Переживая прошлое 2
Шрифт:
Тут я понял, что врать психиатру не было смысла. Не получилось бы. Он живет тем, что работает с людьми каждый день, пытаясь понять, что они чувствуют, а моя ложь – это, скорее, палка в спицы разогнанного велосипеда. Ничего хорошего от такой затеи ждать не придется, если я продолжу настаивать на своем.
– Что ж, вы правы. Мне действительно снится демон. Он тянет меня в подвал и хочет, чтобы я разбил стену, за которой находится какая-то комната, и, как только я туда вхожу, сон обрывается. Причем, демон тащит меня туда силой. Сначала он не трогал пациентов, но в последнем сне он уничтожал все на своем пути. Также у той стены, к которой меня тащил демон, был труп Оли. Вот такое мне снится. Мне кажется, это переживание стресса, который случился, поэтому я не стал рассматривать это, как что-то серьезное. Ведь, рассказав вам это, сколько я еще здесь пробуду? Вы меня точно оставите.
– Думаете, лучше будет, если вы все это унесете домой? А если демон начнет проявляться дома и разрушать дом? Если Оля станет преградой для демона, и он уничтожит все, что вам дорого? Вы знаете, что кошмары нельзя игнорировать? Это внутренние сигналы, которые
– Я это понимаю, – виновато ответил я.
– Но?
– Но почему-то не хочу думать об этом. Хочу остаться здесь.
– И все же, вам нужно подумать. Попробуйте понять сущность сна. Узнайте, что является мотивом демона. Тогда можно будет как-то справиться с преследующими вас кошмарами. Хорошо?
– Хорошо, – ответил я.
Из кабинета я вынес не столько необходимость разобраться в своих кошмарах, это и так было понятно, сколько то, что скоро должна была придти Оля. Это заняло все мои мысли. Даже прошедший мимо пациент, который кричал, что меня кто-то и где-то ждет, не заставил меня остановиться. Оля для меня теперь была важнее каких-то кошмаров, которые не давали спокойно спать и еще недавно заставили жестоко убить собаку. Я успел обжиться в мире, пропитаться чувствами, и это стало для меня важнее, чем надвигающаяся буря, сметающая все на своем пути. С виду это выглядело так, будто я от нее отвернулся: и все, ее будто нет, не вижу бурю – нет проблем. И чем ближе буря подбиралась, направив на меня огромный смерч, тем сильнее я старался ее не замечать, делая вид, что обычная жизнь возможна. Люди вокруг прятались по домам, бегали по улице, а я настойчиво игнорировал происходящее, уходя в анозогнозию, где человек не видит своего заболевания или расстройства, даже если ему его демонстрируют в упор.
Перебрав в мыслях, что скажу Оле, я пришел к выводу, что лучше будет сказать все, как есть, но только не говорить о демоне. Я боялся, что демон может напугать Ольгу, и она от меня закроется, потому что будет сильно бояться. Особенно после пережитого, когда она своими глазами видела, что может произойти, если демон появится вновь. Да и раз она сама хочет приехать и все это время узнавала, как я, то, значит, она хочет меня принять даже таким.
Время тянулось, нервы меня измотали, а обед, наполнив желудок, потянул меня в сон. Причем, было ощущение, что не я сам захотел спать, а что-то меня тянуло к подушке, словно магнитом. Противиться я не стал, поскольку до прихода жены еще было достаточно времени и я хотел выспаться, чтобы лучше себя чувствовать. Так, собственно, я и поступил.
Стоило мне закрыть глаза, как меня потянуло в темноту и так сильно, словно тащило что-то неведомое. Затем настала тишина, и все на секунду остановилось. После начали пробиваться крики, шум, бормотание, лязганье металла о металл. Я открыл глаза, глубоко вдохнув, и оказался уже не в палате, как обычно, а на лестнице, весь перепачканный кровью и держащий в руках кувалду с желтой ручкой. Все было так реально и непривычно для сна: я смотрел по сторонам и поражался четкости, словно это было взаправду. Глазами искал демона, как советовал мне психиатр, но масштаб действий поражал. Пациенты клиники что-то кричали, стонали, держались за головы, качались в углу, прятались, и все явно были взбудоражены. Я спускался по лестнице и все еще не мог встретить демона. Санитары лежали с размозженными головами. Двери были заперты. Я решил спуститься к месту, куда меня постоянно водил демон, и посмотреть, что там находится за стеной. Когда шел, четко ощущал запах крови, идущий от моей одежды, и липкость ручки на кувалде. Кровь густела. Спустившись, я увидел разорванное тело Оли, как в моем старом сне. У нее были сломаны руки и ноги. Вспорот живот каким-то куском уголка и вытащены кишки. Глаза ее были открыты, а на лице застыл ужас. Я приблизился к ней, дотронулся… она была так реальна, словно это не было сновидением. Понимая, что меня в любой момент может выкинуть в реальность, я принялся долбить стену. С каждым ударом я непривычно чувствовал усталость, а стена не поддавалась. Я ударял, снова, и снова, и снова, но стена не разбивалась. Устав, я остановился отдохнуть, но сразу же понял, что я устал во сне! Это вызвало во мне тревогу и неприятное чувство в груди, словно я боялся подумать, что это не сон, а реальность. Я приблизился к Ольге, посмотрел в ее потухшие изумрудные глаза и попытался представить, что она моргнула. Ничего не произошло. Я снял ее черные туфли и попробовал прочитать название фирмы. Большими буквами было написано K.O.V.E. И тут мое сердце заколотилось так бешено, что аж дыхание сперло и я с трудом успевал выхватывать воздух. Взбежав наверх по лестнице, я попробовал найти любой текст, который можно было прочитать, чтобы проверить, сон это или то, чего я боялся больше всего. Вбежав в комнату, я нашел первый попавшийся листок и принялся читать. Руки задрожали. Лист выпал. Мне удалось прочесть текст, но верить я все же отказывался и тогда попробовал причинить себе боль: ударил несильно кувалдой по руке. Было не слишком больно. Затем я ударил сильно и прочувствовал силу удара вместе с нашедшей на меня паникой. Я не понимал, что случилось. Выбежал в коридор,
В попытке сбежать, я кинулся по комнатам, чтобы покинуть здание, но на всех окнах были решетки. Пока полицейские пилили решетку на первом этаже, я поднялся на самый верх и попытался выбраться на крышу. На двери висел замок. Тогда я вернулся в комнату, где оставил кувалду, и ринулся обратно. Полицейские еще пилили, но уже были близки. В панике я бил по цепи, но то попадал мимо, то вообще не попадал. Звук болгарки прекратился. Остановившись на секунду, я выдохнул и что было сил ударил по замку. Он слетел. Мне удалось выбраться на крышу. Я пробежался по краю, осматриваясь, куда можно спрыгнуть, чтобы скрыться, но вспомнил, что я убил Олю. Во мне все остановилось. Голова стала большой, кровь прилила, и я уже не сдерживал эмоции, а откровенно истерически плакал, понимая, что мир разрушен. Демон победил меня. Я убил женщину, которая стала самым уютным пристанищем, какое мне доводилось знать. И только я хотел побежать к Ольге, как на крышу выбежали двое полицейских и начали говорить, чтобы я не делал глупостей. Я попятился к краю крыши и заметил внизу забор.
– Отойди от края, ты же не хочешь умереть! – произнес полицейский, потихоньку подбираясь ко мне.
В голове всплыло воспоминание о том, как я попал в эту жизнь: застрелил себя. Посмотрев сначала на них, а затем на забор, я на секунду остановился, а затем резко развернулся и хотел уже прыгнуть грудью на железное ограждение, но полицейский успел ухватить меня за руку. Я резко отмахнулся от него, забыв про находившуюся в руке кувалду, которую даже не чувствовал в состоянии аффекта. Полицейский отлетел, оглушенный ударом. Второй схватил меня, стараясь удержать и стащить с края, но я вцепился руками ему в глаза. По пальцам начала стекать кровь. Полицейский истерично вскричал и оттолкнул меня. Я споткнулся о парапет и, пролетев три этажа, напоролся спиной на острые пики проржавевшего светло-зеленого забора. Тело пронзила резкая и одновременно тупая боль. Меня по инерции мотнуло, и, помимо того, что пики вошли в тело, внутри оказались разрывы под действием силы падения. Я задыхался, захлебываясь кровью. Смерть была чудовищно болезненной. Оказывается, захлебнуться – это очень больно. Легкие разрывает изнутри, и каждая попытка вдохнуть только сильнее начинает их разрывать и заполнять кровью. Лицо было красным. Изо рта текла кровь. Сознание меркло, я чувствовал безумную панику, какую никогда не испытывал, сумасшедшую боль и неистовое желание жить. Но было поздно. Я умер…
ГЛАВА VIII
Сначала было темно и больно. Это напоминало страшное сумасшествие, а потом я почувствовал неосознанно сделанный кувырок, уперся ногами и оттолкнул себя. Я сильно откашливался. В глазах было темно, но я чувствовал, что перебираю ногами. Начала проблескивать полоса света. Я кашлял, высвобождая легкие, и начал разбирать в каком-то бульканье чей-то голос. Я тер лицо. Меня что-то касалось. Я отмахивался. Упал и наконец-то смог нормально дышать. Вскоре из расплывчатой полоски начала разрастаться картинка. Я увидел речку, поле, камыши, песок и двух девчонок лет тринадцати в купальниках.
– Санька, – говорила одна, – ты слышишь?! Слышишь меня?
– Что? – пискляво произнес я. – Что с голосом?! – воскликнул я и посмотрел на свои руки. Они были детскими. Посмотрев на девочек, я увидел в них знакомые черты. Затем перевел взгляд по кругу и понял, где нахожусь. Это было мое детство. В тот день я чуть не утонул, когда пытался сделать сальто назад под водой. От удивления я схватился за голову и упал. Сознание не выдержало нагрузки и отключилось.
В себя я пришел от ударов по щекам и тормошения. Меня привели в чувство, но я чуть не отключился снова, когда вновь понял, где нахожусь. Это было удивительно – в очередной раз оказаться там, где я был в раннем детстве. На этот раз переход был настолько резким, что меня чуть не убило. Я испытывал сильнейшую перегрузку. Голова кружилась. Вокруг меня летали слепни и мухи, свойственные экосистеме, в которой я находился. Мы возвращались домой, а я в шоке плелся сзади, пытаясь все осознать и отмахиваясь от надоедливых оводов. Дойдя до дома, мы прошли по двору, который я помнил, а потом зашли домой. Мои родители были живы. Я их не видел, наверное, лет двадцать. А здесь они были живы и молоды! Я впал в ступор, не зная, как себя вести. В памяти было понимание, что я их не видел уже очень давно, но энграммы в мозгу не вызывали травмирующего опыта, переживаний или каких-то болезненных реакций, потому что их не было. Все мои воспоминания прошлого были безэмоциональны, словно нарезка видеорядов из чужой жизни. Организм был другой и не имел опыта, чтобы экстраполировать воспоминания на реальность. Все, что я мог похожим образом испытывать, – удивление и радость.
Мы сидели и кушали в столовой. В доме тогда хватало места для того, чтобы иметь кухню и столовую в отдельных комнатах. Проблема была, разве что, с деньгами, как и у всех, кто жил в девяностые, если не был связан с криминальным миром. Я ел манную кашу и, немного изумленный, смотрел на маму, которая читала книгу и попутно следила, чтобы мы все съели. Она читала, я смотрел, а в голове прокручивался момент прошлого, где она говорила, что уже не может читать, потому что плохо видит, и что даже от недолгого чтения начинает болеть голова.