Перфекционистка в офисе
Шрифт:
Мягко, как кошка, отхожу на несколько шагов назад и с громким кашлем врываюсь на кухню.
— Прошу вас вернуться на рабочие места. Кофе вызывает лишь временный прилив сил. Минут на двадцать, а потом сильно тянет кривую производительности вниз и становится хуже, чем было. Лучше чай пить — фруктовый или травяной. Будем в термос заваривать. Толик — ответственный. Возвращайтесь на рабочие места. Я фрукты нарезала. И не забываем пританцовывать!
Володя выливает кофе в раковину. Анжела с Толиком забирают чашки с собой и идут на свои места. Почему они
— Александра…
Спешно выплескиваю кофе в раковину. В спешке проливаю половину на свою руку. Черт! Обожглась! Скорее под холодную воду. Володя заходит на кухню, закрывает за собой дверь и останавливается на секунду, слушая, не идет ли кто следом.
— Я хотел вам сказать нечто важное, — он смотрит на меня с такой растерянностью и мольбой, что мне становится страшно. Может, это он к делу Сердобольного руку приложил? Он ведь тоже был в курсе! — Прошу выслушать меня. Это моя личная тайна, поэтому не могу при всех.
— Да-да, слушаю, — у меня внутри всё переворачивается. Мне ужасно хочется, чтобы он сказал, что это он сообщил папе Лёши о Сердобольном и избавил меня от необходимости выбирать между Николаем и Лёшей. Володя слышал наш разговор с Таней. Пусть это будет он! Говори!
— Мне очень нравятся ваши нововведения по повышению эффективности, — нерешительно начинает он, — но простите, я не могу пританцовывать, когда ем. Меня за это в детстве очень ругали. Я раньше танцами занимался и за столом не мог спокойно сидеть. Гиперактивным был. Папа наказывал за это, поэтому я не танцую, когда ем, и когда работаю тоже.
— Что мне с вами делать! Как мы станем эффективными, если никто ничего не делает? — отвечаю разочарованно. — Хорошо, не танцуйте.
Надо же, какой папа… Изверг, а не папа. Танцевать не разрешал… И куда мир катится?
В 11.30 вызывает шеф.
— Садитесь, Александра! — говорит он сухо, продолжая смотреть что-то на компьютере. — Вы уже заметили, наверное, что я распорядился не пускать Николая через проходную.
— Да, я хотела об этом поговорить. Что случилось? В Службе безопасности мне ничего не объяснили…
— Служба безопасности копнула в его деле немного глубже и выяснила одну неприятную подробность, о которой он, конечно, не удосужился сообщить, а вы не удосужились разузнать. Несмотря на то, что в его трудовой книжке стоит статья 80 ТК РФ «Расторжение трудового договора по собственному желанию», бывший работодатель имел все основания расстаться с ним совсем по другой причине. Николай раздавал кредиты людям, у которых не было даже шанса их вернуть. За это его и уволили. Он не сам ушел.
— Зачем он это делал? — шепчу я.
— Видимо, хотел сделать доброе дело. Из жалости.
— Но
— Этого повода достаточно, я считаю. Но если вам его не хватает, то есть еще кое-что. Мне звонил следователь из прокуратуры. Он ведет дело о покушении на жизнь Сердобольного. Я не хочу показывать пальцем на Николая, но его странное понимание справедливости могло сыграть с ним и с нами злую шутку. Нам таких «Робин Гудов» не нужно…
Слова Виктора Алексеевича гудят в голове многотонным колоколом.
— Но ведь его вина не доказана! Возможно, это кто-то другой! Сердобольный обвиняется во взяточничестве в университете. Да мало ли у него врагов было!
— Александра, вы хотите, чтобы его вина была доказана в то время, пока он у нас работает?
— Но ведь вполне возможно, что это совсем не он!
— Не понимаю, почему вы его так защищаете! Он скрыл от нас важную информацию, подозревается в серьезном преступлении. Он — отрезанный ломоть. Давайте больше не будем о нем. Найдите кого-нибудь на замену.
Отрезанный ломоть… Еще в пятницу был лучшим работником, а сегодня…
— Александра, у меня, к сожалению, больше нет времени. Идите, занимайтесь своими обязанностями. И следующий раз я попрошу относиться внимательнее к подбору сотрудников. Сначала полная проверка, потом допускаем к работе. Сообщите в отдел кадров, что у нас открылась вакансия.
— И вы не хотите подождать, пока закончится расследование?
— Александра, мне кажется, вы забыли, что ваш испытательный срок тоже не закончился!!! Этот вопрос закрыт!
Медленно встаю и выхожу. Как так можно? Взять и выкинуть человека, не спросив о его мотивах, не выслушав оправданий. Может быть, и на той работе его оговорили?
Я в шоке. Не знаю, от чего больше. От того, как Виктор Алексеевич обошелся с Николаем, или от того, что делал Николай на прошлой работе. Банковский Робин Гуд? Тот, кто отстаивает интересы бедных и борется за справедливость? Вот тебе и мотив. Нет, не может быть.
Время идти на обед. Бледный, измученный сомнениями Николай ждет у входа. Прошу ребят подождать меня на улице и вполголоса объясняю Николаю происшедшее.
— Александра, — прерывает он, — кредиты я выдавал. Хотел помочь людям. По отношению к банку я был не прав, сам это признал и возместил ущерб. Но с Сердобольным — это не я. Пожалуйста, верь мне!
— Мне нужно спешить, — прячу глаза и киваю в сторону ребят на улице. — Ничего не могу изменить, к сожалению. Прощай, Николай!
Внутри всё горит и болит, будто меня всю ночь били палками. Мы совершили ужасную ошибку! Не знаю, почему, но я верю ему. Хочется ему верить. И плакать хочется. Прекратить! Не здесь, не перед подчиненными! Позитивный работник — эффективный работник! Смотрю под ноги, считаю шаги, стараюсь отвлечь себя как-то, но на пути у нас — лишь здания, про которые он мне рассказывал, лишь тропинки, которые успели с ним за неделю истоптать. Господи, неужели никогда больше его не увижу? Не сметь плакать!