Перфоманс для эльфийского сафари

Шабалдин Константин

– Ну, я же на филфаке учился.

А Мишка Потехин взял шлем виртуального контроля и, напяливая его на голову, вышел из лаборатории.

– За ним, – сказал Васька, хватая свой шлем.

***

Наташа уплетала запечённых на костре пещерных улиток с таким удовольствием, что Кривохмылу даже на душе как-то легче стало. Как будто не в бегах они, не в страхе великом добрались до песчаных пещер, а просто на пикнике рассиживают. Как будто сейчас выйдет из тени дядюшка Гнутонос и порадует байкой про доразливные

времена. Как будто не было совсем недавно упоительного чувства всевластия, когда активированный Золотой Додекаэдр Це показал себя во всей красе. Эх, какой перфоманс можно было замутить, какой культурологический феномен создать! Бука мучительно размышлял, как ему теперь попасть на сафари. Например, можно назваться другим именем. Переодеться. Но куда рожу девать? По роже его теперь где угодно опознают… И что делать с Наташей? Она, кстати, закончила трапезу и довольно благодушно спросила у буки:

– А зачем надо было так орать?

– Чего орать? – не понял бука.

– Ну вот это: «На север, на север!» Они же теперь знают, где нас искать.

Кривохмыл взял улитку, понюхал и выбросил в костёр.

– Знают. Но не будут.

– Почему?

– Потому что в песчаных пещерах нимфы водятся, – ответил дракон вместо буки и с опаской глянул на огромный вход в пещеру.

Кайден сидел в странной позе, подперев морду лапой. Для дракона это было как-то неорганично.

– Нимфы в пещерах? – удивилась Наташа. – Они же в лесу там, в морях. А в пещерах гномы.

Бука с драконом переглянулись и ничего не сказали. Все уже привыкли к тому, что у людей о Междуморье были очень странные, порой парадоксальные представления. Нимфы в лесу. Это ж надо такое придумать!

– А ты откуда слова такие знаешь? – спросил Кривохмыл.

– Какие?

– Ну вот когда троллей усмиряла.

– А, это, – Наташа улыбнулась. – Это из компьютерной игры.

– Ох уж эти ваши компьютеры, – сказал Кайден. – Понапридумывали…

– Да, – согласилась Наташа с какой-то странной интонацией. – Глупо это всё.

– А зачем тогда, если глупо?

Наташа промолчала, как будто желая прекратить разговор. Но вот Кайдена видимо давно интересовал вопрос, более насущный, чем знание Наташей уголовного сленга. Даже странно, что прямолинейный дракон не спросил раньше. Сильно терпел, видать.

– Слышь, бука. Что за диковина у тебя такая интересная? А?

Кривохмыл не отвечал.

– Нет, я раньше слыхал про такое, но не верил, – продолжал настаивать Кайден. – Но такое, если и бывает, то ведь только у магов великих. Верно? Нет, я бы не удивился, если бы ты был Солодарь или Влахал. А может ты Сенегреч-Боп? Ты так и скажи, а то мы тут расселись. Может тебе и по зубам дать нельзя, как я сейчас собираюсь.

– Что ты пристал к человеку? – возмутилась Наташа и ту же осеклась. – То есть не человеку. То есть, вот к нему. К буке. К Кривохмылу.

Она совсем запуталась и уже сердито закончила:

– Не хочет говорить и не надо. У каждого свои секреты.

–

Да? Секреты? – ехидно переспросил Кайден и сменил позу. Теперь он уже стоял, твердо опираясь на все четыре лапы, и было в нём что-то угрожающее. – А я вот думаю, что между своими никаких секретов быть не должно. Или, может, я ошибаюсь?

Всё так же молча Кривохмыл встал и поднял вверх руку. Дракон глядел на него в изумлении. В натуре драться с ним, что ли, бука собирается? Вот же малахольный. Буки народ конечно странный, заподлянский, но не такие уж и отморозки, как например, гоблины. А бука тем временем задрал кверху и вторую руку, а сам носом водит, принюхивается. Так это он ручонками друзей предостерегает, замрите мол, сообразил дракон.

– Чуете? – спросил Кривохмыл.

– Нет, – ответил дракон.

– Где уж тебе, – прошептал Кривохмыл.

– Духами пахнет, – сказала Наташа. – «Красная Москва».

– Да, – подтвердил бука. – «Любимый букет императрицы».

– Ой, мама, – сказал дракон.

А из мрачного входа в пещеру к слабому пламени затухающего костра вышли нимфы. Были они худые и задумчивые. И лупали голодными глазищами. Дракон до звона растопырил свои перепончатые крылья и припал к песку на всех четырёх лапах, напоминая собаку, готовую бросится на непрошенных гостей. А бука встал, загородив собой Наташу, и со вздохом потянулся к Золотому Додекаэдру Це.

– Не бойтесь, – сказала самая красивая нимфа. – Мы никого есть не будем.

– Чего ж так? – поинтересовался Кривохмыл.

– Да вот эта вот дрянь, – сказала нимфа и дала другой крепкого подзатыльника, – с ведьмой в карты на желание сыграла.

– Ну?

– Ну и мы теперь сапиенсов не кушаем.

Провинившейся нимфе прилетела ещё пара подзатыльников от подруг, но она только пискнула, не выражая возмущения.

– Точно не кушаете? – уточнил Кривохмыл.

– Знаешь ведь – слово нимфы.

Кривохмыл знал. Слово нимфы в Междуморье ценилось высоко, было нерушимым. Нимфы часто выступали свидетелями при нотариальных сделках. Быть сожранным никому не хотелось, поэтому профессия нотариуса в Междуморье считалась опасной, а нотариально заверенные сделки нарушались крайне редко.

– Я Тимо, – сказала самая красивая нимфа. – А это Пистис, Элпис и Агапе.

– Сёстры? – спросил дракон.

– Откуда знаешь? – восхищенно поразилась Тимо.

– Догадался, – сказал Кайден. – Я Кайден, а это Кривохмыл. Он художник.

– А я Наташа, – сказала Наташа.

– Мы есть хотим, – сказала Пистос.

– Давно, – подтвердила Элпис.

– А вы всех наших улиток схавали, – сказала Агапе, потирая затылок.

Возникла неловкая пауза.

– Мы не знали, – сказала Наташа.

– Вот у меня кусочек сыра завалялся, – смущённо сказал Кривохмыл, порывшись в своей дорожной сумке. – Может быть кто-то хочет?

– Все хотят! – воскликнула Тимо.

Они смотрели на него голодными глазами, а Наташа игриво сказала: