Перила
Шрифт:
– Всем привет! – это вопит в микрофон Роммель. – Мы группа «Хальмер-Ю»! У нас были маленькие технические проблемки, извиняемся за задержку, но теперь все отлично! Наш концерт предлагаю считать открытым!
Публика, как ни странно, даже хлопает, причем яростнее всех – быдланы перед сценой, с которыми я чуть было не налетел на махач.
Стэн три раза показывает мне растопыренную пятерню, потом еще раз – три пальца. Я соображаю, что у нас из сорока минут осталось восемнадцать. Интересно, сколько песен мы успеем сыграть – четыре, пять?
Роммель поднимает руку, Троцкий палочками отсчитывает четыре клика, и мы стартуем – даже не верится! –
Роммель звучно вступает на припеве:
Тот, кто скажет, что это абсурд,Прямиком из зала пойдет под суд!Тот, кто вопит, что это шиза,Пусть срывает глотку, мы только за!Успеваю глянуть в зал и вижу, как Светик старательно подпевает ему – не обманула! Впрочем, разглядывать публику некогда – во втором куплете я начитываю в совсем уже бешеном темпе:
Я корчу рожи в зеркало, язык до носа высунув, —Никак мне не избавиться от сходства с Дуги Бримсоном!И даже в старых книгах, кем бы ни были написаны,Герои – как парад молочных братьев Дуги Бримсона.Уже буквально вечером идея будет слизана,Весь мир залихорадит в карнавале Дуги Бримсона,Все коротко подстрижены и в пухлых масках скалятся…Делаем резкую паузу, остается только клик барабанов:
А утром праздник кончится, из памяти изгладится…И снова мощный припев! Интересно, в зале хоть какие-то слова разобрать можно?
Все, первую пролетели!
Зал (во главе с быдлом, которое выглядит уже совсем как десант любящих дедушек на свадьбе внучка) довольно бодро аплодирует.
– Спасибо! – орет в микрофон Роммель. – Следующая песня называется «Лазанья».
Он что, решил все на ходу поменять?! Сейчас ведь должно быть «Удушье»!
Перехватываю удивленные взгляды Стэна и Троцкого, но потом догоняю, что его распечатка с порядком песен осталась у быдланов, и посмотреть нашему фронтмену просто некуда.
Впрочем, «Лазанья» – так «Лазанья», и мы начинаем первый за сегодня медляк. Я играю несложную аранжировку – здесь мне читать не надо, все поет Роммель:
Задуши меня, но только пусть никто не знает,Как я брел ослепший до метро.ПодожгиТут я чувствую неладное – с каждой строчкой мне все меньше нравится то, как мы звучим! Сначала это просто стремные ощущения, но к концу куплета музыка превращается в какую-то кашу, и тут до меня доходит: Троцкий все сильнее и сильнее ускоряет темп! А ускоряет, потому что нас не слышит! Правильно, нормальной настройки-то не было…
А Роммель, как глухарь, – когда поет, ничего вокруг себя не замечает:
Драма – опять холодная лазанья,Мама, за что мне это наказанье?Стали страшней огня, опасней сталиКасанья глазами…Смотрю через плечо и по глазам Стэна вижу, что он в панике. Я хочу помахать ему, что все в порядке, но руки-то снять с клавиш не могу!
И тут происходит самое паршивое, что только можно придумать, – Стэн просто перестает играть и поднимает ладонь вверх.
Троцкий стучит еще несколько тактов и тоже останавливается. Причем всем в зале, от звукаря до бармена, понятно, что это не тонкая аранжировочная задумка, а явная лажа.
Секунд десять – тишина, только один из усилителей издает мерзкое гудение. Потом из зала кто-то свистит. Получается пронзительно, мерзко и в тон усилку.
– Снова! Три-четыре, – командует Роммель.
В каком-то ступоре выдавливаем из себя совсем протухшую «Лазанью».
– Ребята, еще две песни – и все! – раздается в колонках голос звукорежиссера.
Ага, когда он нужен, тогда его нет, а когда не нужен…
Не выходя из ступора и избегая смотреть в зал, механически штампуем «Удушье» и «Прямой эфир». Роммель вяло произносит какие-то дежурные слова в микрофон, и мы, подхватив инструменты, поднимаемся в гримерку. Там я натыкаюсь на мужика-«евангелиста» и молча возвращаю ему шнур. Их группа (все примерно такого же возраста, как и он) неторопливо спускается на сцену, и мы остаемся вчетвером, злобно переглядываясь.
– Ну и на фига ты играть бросил? – с места в карьер накидывается на Троцкого Стэн. Рискованная затея, между прочим.
– Ты больной, что ли? Кто перестал на басу втыкать?
– Ну, ясен пень, я паузу сделал! Не поймешь, в каком темпе ты гонишь!
– Какой еще темп? Я вообще никого из вас не слышал!
– Вообще-то барабанщик никого не должен слушать, – ввязывается Роммель, – а играть, ориентируясь на свое чувство ритма. Или на клик, если у него с ритмом проблемы. Но то, что вас ни фига не слышно было, – это факт.
– Еще бы, – мстительно подхватывает Стэн, – чтобы было слышно, надо настраиваться по-человечески. Но кое-кому сто раз говорили поменять единственный убитый шнур, а толку?
– Чья бы корова мычала, – ярюсь на Стэна и Роммеля. – Кто с расстроенными гитарами на сцену полез?
– Стоп-стоп, брейк, мальчишки! – это Светик снова появляется в гримерке. – Вы что, отношения выясняете?
Мы молчим.
– Да ладно вам! Я фотки отличные сделала, вы там все в таких звездных позах… Пошли вниз, там все наши вас ждут.