Период распада
Шрифт:
Юля покрутила кран и сунула холодные руки под горячую воду, и не столько мыла, сколько грела. Своими руками Миша обхватил Юлины руки. Юля подняла голову и посмотрела на него.
– Всё хорошо? – спросил Миша.
– Ага.
– Катя забавная. Строгая, но добрая. Не испугалась её?
– Нет, я её поняла. И ещё поняла, что у вас близкие отношения.
– Она просто помогает мне… С ней, если поговорить… Она вообще очень глубокий человек, умная женщина.
– Она не против, что тебя не будет здесь вечером? Ты можешь остаться, ничего страшного.
– Не, я с тобой хочу. Ну что
Прикрыв глаза, Миша начал водить носом по Юлиным волосам.
– Твои родители сегодня на дне рождения же? – спросил.
Юля кивнула и, вытерев руки о полотенце, висящее на таком же хлипком, как и всё в этом туалете, крючке, вывернулась из Мишиных объятий. Миша намекал на очередную попытку заняться сексом сегодня у неё дома, но после вчерашнего ей было противно об этом думать.
– Пойдём уже, – сказала.
Миша вышел за ней из туалета, и они вернулись на кухню, где Катя уже раскатывала тесто.
– Нарезайте вот на такие квадраты, – Катя указала на свой идеальный квадрат теста. – Сначала давайте так, а потом покажу, как сворачивать.
Юля с восторгом посмотрела на стол, усыпанный мукой. В серости, надвигающейся из окон, кухня с запахом теста была для неё островком уюта. На фоне играло радио. Юля принялась нарезать квадраты.
– Мирка тоже в банке работает. Мирка с Савелием, ну вы видели. Пацан – заноза в заднице. Твоя мама в этом, как его? В Агро… А Мирка в Сбербанке. Пришлось выйти… Дома сидела… Савелий её… болезненный… Вот, мужик её загулял. Да, вот так… Развелись… Но сейчас у неё уже новый…
Из нагревающейся духовки на них тёк оранжевый свет. Всё это напомнило Юле время с прабабушкой: как Юля лепила пироги под её руководством, как весь стол был в муке и велись разговоры о чём угодно.
– Начинка будет «яблоки»? – спросил Миша, лёжа на диване.
– Яблоки, изюм, корица, – перечислила Катя и, поставив миску с начинкой и чёрный поднос из духовки возле Юли, начала уже сворачивать из квадратов конвертики и выкладывать их на смазанный маслом поднос. Юля делала то же самое, но сидя, и Катины пальцы оказались у неё на уровне у неё на уровне глаз. Полные, ловкие, от курева они были слегка пожелтевшими, а ногти неровными, неухоженными. Юля ощутила тогда брезгливость, как ко всем курящим людям. Из её родственников курил только папа, но с ним она с пятнадцати лет не жила под одной крышей, а из женщин в Юлиной семье не курил никто.
Наконец поднос заполнился конвертиками.
– Вот и всё! Через двадцать минут теперь приходите.
– Украду тебя пока, – Миша взял Юлю за руку и потянул за собой в тёмный зал.
Юля обернулась и посмотрела на Катю: та задвинула поднос в духовку и снова придвинула к себе по столешнице пачку сигарет, а потом и зажигалку, отошла к окну, закурила. И потом стояла так, молча, глядя в окно.
За Мишей Юля прошла в гостиную, потом в следующую комнату, кажется, в спальню Кати. Там стояла кровать, застеленная покрывалом, всё в оттенках – золотого, чёрного, белого. Алые сатиновые шторы закрывали практически всю стену и комкались внизу. Над кроватью висел, тоже во всю стену, чёрный ковёр с изображением леопарда в джунглях.
Всё здесь было пропитано страстностью,
На спинке стула, стоящего возле туалетного столика, висели, вот так, не скрываясь, синий полупрозрачный пеньюар, лифчик и трусы. Юля подумала, что Миша, должно быть, много Катиного белья так перевидал.
В Мишину комнату можно было попасть только из спальни. Скорее всего, она планировалась в качестве гардеробной или кабинета, прикинула Юля, оглядывая эту маленькую комнату, в которой помещались только стол и односпальная кровать. На столе лежал уже знакомый Юле ноутбук.
– Стол какой большой. И фотография тут моя уже. Ты где её взял?
– Я распечатал из «ВКонтакте». А стол Катя с фабрики привезла. Классный, да? Эту доску я сам шлифовал, – Миша кивнул на столешницу из светлого дерева.
Он сел на кровать, опёрся спиной на спинку кровати и, широко улыбаясь, протянул к Юле руки, позвал к себе.
– Тебе норм так… жить? – спросила Юля, чуть понизив тон.
– А что такое?
– Я имею в виду, тут спальня их, так близко.
– Да, вообще без проблем. Они вместе всё равно не спят. Маркыч в зале спит на диване, здесь только Катя.
– Хм, я почему-то так и подумала.
– Что подумала?
– Ну, что они не спят вместе.
– Ну, ты оказалась права. А я знаешь что? Я с твоей фотографией в конкурсе участвовать буду.
– Что? – Юля поднялась и удивлённо посмотрела на Мишу. – В каком ещё конкурсе?
– В конкурсе красоты. Принесу твою фотку, и ты по фотке победишь, – Миша сильнее сжал Юлю в объятиях. – В фотошопе буду делать работу на базе твоей фотки. Ты не против? Я прям влюбился в неё.
– Да, делай, – ответила Юля с удовольствием и, помолчав недолго, спросила: – А у них детей нет?
– Не, нет.
– А почему?
– Не знаю, встретились поздно. Решили, что не надо им. Да я, Юль, если честно, и не лезу в такое. Не спрашивал я, а Катя сама не рассказывала.
– Понятно. А чья она сестра? Я так и не поняла.
– Мамина.
– Родная?
– Нет, двоюродная вроде, – ответил Миша, и щекой прижался к голове Юли, а потом повернул её к себе, и его губы оказались рядом с её губами. – Я скучаю по тебе… Ну как бы… По всей тебе.
Миша шутливо простонал, а Юля почувствовала твёрдое у копчика.
– Теперь придётся посидеть, подождать. В таком виде мне идти нельзя, – усмехнулся Миша и кивнул на член, набухший под штанами.
Через десять минут Юля с Мишей появились на кухне, держась за руки. Катя уже выключила духовку и перекладывала плюшки на расстеленное на столешнице вафельное полотенце. Выложив все, она посыпала плюшки сахарной пудрой.
Миску с выпечкой она поставила на обеденный стол. Сели пить чай, и Катя снова удивила Юлю. С чаем она съела целых три плюшки. Ела с аппетитом, разглядывая начинку. Юля подумала, что её мама и в страшном сне не стала бы есть мучное в таком количестве. Да и сама Юля не позволила себе съесть больше одной, хотя с таким удовольствием делала их.