Период распада
Шрифт:
– Напишу уже Игорю? – шёпотом спросила она Мишу.
Миша посмотрел на часы, было почти пять, и он кивнул. Юля вышла на веранду за телефоном, оставленным в кармане куртки. Вернувшись, увидела, что Миша с Катей о чём-то напряжённо шепчутся. При её появлении они резко замолчали. Юле показалось, что Катя была недовольна, но после минутной паузы она заговорила вполне спокойно:
– Не хочу, Юля, чтобы ты обижалась. Миша просто обещался помочь собрать стол и так, по мелочи. Я на него рассчитывала. Я не ожидала просто, что он уедет сегодня.
– Я понял, Кать. Я останусь, –
– Да, конечно, без проблем, – сказала Юля, сама же она была озадачена такой быстрой переменой.
А ведь он знал, что сегодня они могли бы заняться сексом. Что тётя сказала Мише, что он так быстро изменил планы?
Они допили чай и сели в гостиной ждать Игоря. Катя зашумела посудой на кухне: доготавливала что-то для гостей. Ждать пришлось недолго: к моменту, когда Юля написала Игорю, тот, видимо, сразу выехал, так как через двадцать минут Юля уже увидела из окна, как чёрный «Лексус» ехал по дороге в сторону дома.
Миша вышел проводить Юлю, довёл до машины, поцеловал и помахал Игорю и Юлиной маме. Юля обрадовалась, увидев маму, уже предвкушала, как по дороге расскажет ей всё. Но мама заговорила первая, как только они снова выехали на трассу и машина загудела мерно по асфальту:
– Тётя Миши – это та, что с короткой рыжей стрижкой?
– Да, а ты откуда знаешь? – удивилась Юля.
– Какая-то женщина из того дома, откуда вы вышли, всё разглядывала нашу машину. Я так и подумала, что это она, – ответила Ольга и добавила: – Смотрела как-то зло, будто была чем-то недовольна. Что вы там натворили?
Юля озадаченно посмотрела на маму:
– Да ничего. Мне казалось, мы отлично посидели.
8
Девятнадцатилетняя Ольга не видела себя в роли матери, но жизни было на это наплевать. Неделю назад она сходила к гинекологу и узнала, что её задержка – совсем не задержка. С тех пор она не жила, а только смотрела, как живут другие, скользила призраком по дому и по району своему, Сортировке, где стоял их одноэтажный барак. Ещё год учиться: ну и куда теперь со всем этим? Ольга слишком много терпела, чтобы всё пошло прахом.
Она уже училась на банковского работника в Орле. Каждое воскресенье шесть часов тряслась в автобусе по разбитой дороге. В будни до вечера просиживала в холодной библиотеке, так как в общаге находиться было невозможно.
Её соседкой была деваха откуда-то из-под Орла, с неизменной жвачкой за щекой и с претензией к миру. И вроде бы ничего, таких и в Сортировке хватало, но ведь с ней ещё проживал её парень. По утрам, когда соседка крутила волосы на плойку, он лапал её и противно мурчал, а потом ещё вся комната превращалась в лабораторию для химопытов: соседка забрызгивала лаком свои букли, и у Ольги начинало до слёз чесаться в горле.
Правилами женской общаги сожительство с мужчиной, конечно же, было запрещено, и парня гоняли, когда замечали, но чаще ему удавалось улизнуть от вахтёрши. Сама же Ольга его не сдавала, хоть и много раз хотела. Только однажды она так расхрабрилась, что спросила у соседки,
Ольга умела терпеть. Она терпела многое в своей жизни: учёбу в Орле ради перспективной работы, мужа ради мести бывшему. А теперь ещё надо будет терпеть и огромный живот? Пелёнки-распашонки? Нет, на это сил уже не было.
Ольга детей любила, только конкретно этого своего – нет. С детства она хотела стать учителем и с удовольствием возилась с детьми во дворе. Но жизнь не для удовольствий, пора было повзрослеть и начинать бороться за своё место под солнцем. Так, как боролись её мама и бабушка. Отец напивался и избивал мать, прямо при детях, но мать умела терпеть. А если уж смогла она…
После пьяной смерти отца наконец-то зажили спокойно. Наталья Андреевна вышла в котельную на две смены, и деньги, хоть и меньшие, чем при отце, водителе междугороднего автобуса, но водились. Ольга видела, что мама счастлива оттого, что девочки не нуждаются, но замечала и трясущиеся руки, и долгий стеклянный взгляд в окно. Она была готова на многое, лишь бы всё, что делала мама, оказалось не зря.
Поэтому Ольга отложила до лучших времён идею о педагогическом и зацепилась за поступление в банковский колледж в Орле. Весной к ним как раз приехали из приёмной комиссии, рассказывали про вступительные испытания и возможности прямого трудоустройства в «Сбербанк» после окончания. За лето Ольга с матерью съездили в колледж раза три-четыре, и счастью Натальи Андреевны не было предела, когда она в конце лета обнаружила Ольгу в списках.
Куда-то устроиться с маленьким ребёнком будет сложно. Не было бы у её мамы двоих детей, стала бы она жить с отцом? Нет, ушла бы. Значит, всё из-за них с сестрой, хоть мама никогда в этом не признается.
Ольга вообще слышала, что в таких случаях можно сделать аборт. Подслушивала маминых подруг. Даже на ночь в больнице не оставались, всё очень быстро. Девчонки в колледже тоже болтали, что можно и таблеткой, выпила и в туалет сходила. Только бы не узнала мама, думала Ольга, она бы не пережила. Она ведь всю жизнь вокруг детей выстроила, дети – всё, что ей важно, она жила для них с сестрой.
Кажется, и свадьбе её с Вадимом мама была рада только потому, что после этого можно было ожидать внуков. Юный возраст Ольги и Вадима— девятнадцать и восемнадцать не смущал Наталью Андреевну совсем. Она и сама родила первого в двадцать.
Но Ольга своему браку с Вадимом долгих лет жизни не желала: теплилась в душе робкая надежда, что когда бывший парень вернётся из армии, то сразу осознает, кого потерял, и они снова будут вместе. Он закидает её извинениями за то, что не писал, или что ещё важнее – писал не ей, а она сразу разведётся с мужем и выйдет замуж снова, теперь уже по-настоящему. Надо только устранить одно недоразумение – эту беременность.