Перо феникса
Шрифт:
— Эльмас Арольд, я нашел тех, кто проник на наши земли. Этот мальчишка заявил, что может спасти детей, чему я, конечно, сомневаюсь. Но все же решил привести их к вам. Еще никому не удавалось перейти черту, тем более переместиться.
— Ты можешь идти, Абинус, — хриплым голосом сказал Эльмас, а у меня еще больше затряслись поджилки. Что же нам так везет на этих Эльмасов?
Арольд дождался, когда за стражей закроется дверь, его движения были медленными, тягучими, словно у хищника перед прыжком. Он одним движением перетек к нам, положил руку мне на лоб. Его глаза запылали алым, в черных волосах зажглись
Но тут проснулась моя сила, я почувствовала, как она сорвалась с рук, и потянулась к Эльмасу, заставив его отпрянуть от меня. Взгляд его разгорелся еще сильнее, что, казалось, сожжет все здесь и нас вместе с ним. Затем он сочным басом произнес:
— Уравнитель… ты уравнитель. Этого не может быть!
Он перевел взгляд на сына:
— А ты тогда кто?
— Я — хранитель, — гордо ответил мой ребенок и достал перо феникса.
Я попыталась закрыть собой Олега, но он оттолкнул меня и подошел ближе к Эльмасу.
— Только я могу спасти детей. Если не сделать этого сейчас, потом будет поздно. У нас мало времени!
Я удивленно посмотрела на Олега, он что же не все мне рассказал? Но как же так? Он еще ребенок, совсем маленький. Ему еще и семи лет нет. Откуда в нем такая уверенность, что он может спасти весь мир?
А вот, судя по взгляду Эльмаса, сомнений у него не было. Одно понимание и что-то еще, едва уловимое. Это чувство растеклось по мне, оставляя очень неприятный осадок. И я решила попытаться взять контроль в свои руки. Мне не нравилось, что тут все что-то знают, но не договаривают. Мне категорически не нравилась эта отважность в сыне. Да это неплохо, но, когда он свято верит, что спаситель мира — это ужасно. Как показывает история — такие часто гибнут. А жизнь моего ребенка важнее (да, я в курсе, что это эгоистично).
— Эльмас Арольд, я буду откровенна. Нас только вчера занесло к вам, ну то есть на Кларо. А сегодня мы, видимо, на Оскуро. Я имею смутное представление о вашем мироустройстве. А то, что еще и кого-то надо спасать, мне не нравится совсем. Я не собираюсь жертвовать сыном. Заберите свое перо (я отняла его у ребенка и попыталась всучить его Эльмасу) и разбирайтесь со всем сами!
Вы видели когда-нибудь, как взрослый мужчина отпрыгивает, словно ужаленный? Так вот я только что увидела. Признаться честно, это меня откровенно озадачило. Сразу захотелось снова помахать пером, чтобы он еще раз так попрыгал.
Арольд быстро взял себя в руки, правитель не должен все-таки прыгать горной козочкой.
— Успокойся, дитя, и не маши, пожалуйста, пером феникса. — четко проговаривая каждое слово, ответил он.
— Что же вы все пытаетесь меня успокоить? Последний раз после такого успокоения из меня получилось это (для убедительности я мысленно прикоснулась к внутреннему источнику, где ощущалась наибольшая концентрация сил). Мои волосы засветились, с рук потекла энергия, она направилась к правителю, словно проверяя его (ощупывая или обнюхивая). Убедившись, что злого умысла нет, вернулась ко мне. Интересно, что за такой короткий срок я стала понимать свою силу.
— Может быть мы присядем и просто поговорим? — предложил Эльмас, показывая на уютные кресла в углу комнаты.
— Можете рассказать, откуда вы к нам пришли, и как у вас появилось перо феникса?
Ну мы все и рассказали: про музей, лужу, Энвери и Лукиллиана, как я обрела силу и про сон Олега.
— Эльмас Лукиллиан рассказал вам про то, как произошел разлом? — задумчиво потирая лоб, спросил Арольд.
— Рассказал, что Моргот украл перо феникса у Богов, так как хотел сам стать Богом, но что-то произошло не так, и мир раскололся.
— Он нарушил равновесие мира, что повлекло за собой его разрушение. Тогда случился раскол. Наш мир фактически разделся на два. С одной стороны мы связаны, но с другой абсолютно независимы. Мы не можем попасть на Кларо, а они — на Оскуро. Чужой мир убивает нас, высасывая жизнь. Только ты можешь быть в обоих мирах, потому что ты уравнитель — то самое утерянное равновесие.
— Допустим. Но зачем я вам? Зачем мы вам? — все же не понимала я.
— Все взаимосвязано, дитя, — вот интересно, сколько ему лет, если он называет меня «дитя», хотя выглядит сам на 40–45. — Нарушение равновесия привело к тому, что наши дети стали рождаться слабее. Раньше, дарованная Богами сила, появлялась с рождения. Она была послушная и оберегала своего носителя. Я неспроста сказал, что сила была дарована Богами, потому что каждый ребенок был благословлен свыше. Теперь же, чтобы наши дети получили силу, им надо пройти испытание. Но, к сожалению, проходят его единицы.
От ужаса, мои глаза, невольно, полезли на лоб, и я пыталась ухватиться хотя бы за одну нормальную мысль, которая помогла бы мне разобраться во всей этой ситуации. Но Арольд продолжил:
— Ты — уравнитель, а, значит, способна владеть силой созидания и разрушения. Твой сын — хранитель. Он может использовать истинную магию света. Вместе вы сможете восстановить баланс обоих миров.
— Вот завернули то… А почему вам просто не отдавать своих детей на эти страшные испытания? — поинтересовалась я.
— Тогда ребенок умрет сразу же, а с испытанием есть шанс, что он выживет…
— И что происходит во время испытания?
— Ребенок обретает силу, когда ему исполняется 7 лет. — тут липкие щупальца ужаса начали обвивать мое тело. Олегу совсем скоро 7. — В этот день он отправляется на Беорциге. Это место наибольшей концентрации силы, аналогично Гависту (Обители Света Фениксов). Кстати, это еще единственное место, куда могут попасть жители обоих наших миров. И Кларо и Оскуро соединяются воедино именно на Беорциге. Во время испытания ребенок должен как бы переродиться, как делают это фениксы. Он был человеком, а становится магом. Испытание у каждого ребенка происходит по-разному, но у нас не принято рассказывать о нем. После него ребенок либо получает свою силу, либо погибает. Бывали случаи выгорания, когда ребенок выживал, но оставался без сил. Тогда жизнь его была недолгой. К сожалению, из-за того, что погибает много детей, мы начали вырождаться. Некоторые семьи отказываются заводиться детей, чтобы избежать боли от их потери. — во взгляде этого сурового мужчины было столько горечи, что мне стало его жаль. Видимо, он не понаслышке знаком с потерей близких.