Перо, закон и стеклянный шар
Шрифт:
– Вы не доверяете сослуживцам? – спросил Дорен.
– Я доверю им свою единственную жизнь и все деньги, – весело ответил Хальрун, – но только не свои тайны. Один мой коллега любопытнее кошки, пронырливее крысы, а допытываться до правды умеет не хуже полицейских сержантов. Про нашего редактора я вообще молчу... Ужасный зверь! Если я попрошу их не лезть в мои личные дела, они не отступят... Разве что только для вида.
Не переставая болтать, Хальрун оделся и ступил на лестницу. Полицейский шел следом.
–
– Просто все мы преданы своему делу, а с газетчиками нельзя связываться, если у вас есть секреты, которые вы хотите сохранить.
– Я запомню… Где мы можем поговорить?
Хальрун уверенно направился на запад, в сторону от центральной улицы. Короткий путь лежал между домами и бы довольно запутанным, но журналист сумел бы найти дорогу в «Трилистник» даже с закрытыми глазами.
– В одно очень хорошее место, – сказал Хальрун. – Я всегда… то есть когда могу выкроить время… обедаю там. Кабачок тихий, а его хозяин мой давний знакомый. В «Трилистнике» можно не опасаться, что вас подслушают.
Спустя недолгое время Дорен воочию увидел «хорошее», по мнению журналиста, место. Вывеска основательно покрылась патиной, и цветок клевера едва можно было различить.
– Не бойтесь, – сказал Хальрун. – Только снаружи «Трилистник» кажется неприглядным. Внутри очень славно.
– Придется поверить, – явно сомневаясь, произнес Дорен.
Хальрун фыркнул, покачал головой и направился внутрь. «Трилистник» был старинным заведением, существовавшим, наверное, столько же, сколько лет было самому Роскбилю. Кабачком уже много поколений владела одна семья, представители которой не видели нужны менять то, что работало. Двери, например, были сделаны из окованного металлом дерева, которое с возрастом почернело и стало тверже железа. За внешней красотой тут не следили, зато открывалась дверь «Трилистника» легко и без скрипа.
– Лучшее место во всем Роксбиле, – объявил газетчик, – потому что именно тут подают лучшее пиво в округе, а вам, судя по вашему виду, это сейчас очень нужно.
Дорен нахмурился и решительно отказался.
– Я бы хотел сохранить ясную голову, – сказал полицейский, осматривая низкое, темное помещение.
Столы и барная стойка в общем зале тоже были древними, как ископаемые кости. Хальрун махнул рукой стоящему на разливе угрюмому человеку и показал на боковой столик около окна. Человек кивнул.
– Сюда. Я всегда сажусь тут, – произнес Хальрун, занимая место спиной к стеклу. – Отсюда видно весь зал.
– Удобная позиция, – согласился детектив.
Он выглядел напряженным. Было ли тому виной само место встречи, личность Хальруна или обстоятельства, заставившие Дорена приехать в Роксбиль, газетчик не знал.
– Я рад вас видеть,
– Вы спешите, вей Осгерт. Я обязательно все объясню. Сейчас...
Детектив задумался. Как успел уяснить газетчик, Дорен любил подолгу молчать перед важными разговорами. Скучающим взглядом Хальрун обводил зал, жалея, что из солидарности тоже не стал пить.
– Похищение вейи – случай более запутанный, чем кажется на первый взгляд, – вдруг сообщил Дорен и уставился на журналиста.
– Хм? – хмыкнул Хальрун, не зная, что ответить.
Заявление полицейского застало его врасплох.
– Вам виднее, детектив. Но ведь распутывать запутанное – ваша работа?
– Не совсем, – ответил Дорен. – То есть не в данном случае.
Он не смотрел на газетчика и вместо этого хмуро изучал полупустой зал кабака. Из гостей в «Трилистнике» присутствовали только завсегдатай пьянчуга Хильрик, дремавший в углу, а также двое молчаливых работяг, занятых поглощением пищи. Даже по вечерам в кабаке всегда наблюдалась спокойная атмосфера (благодаря жесткой руке владельца и дубинке, хранившейся у него под стойкой). В разгар дня тут тем более было тихо.
– Что вы имеете в виду? – поторопил детектива Хальрун.
– Капитан Кретферт поручил расследовать смерть Ракарда Лакселя другому детективу. Разве вы не знали?
– Нет.
– Странно. Он уже должен был встретиться с вами. Вы ведь свидетель, как ни как.
– Странно, – согласился Хальрун. – Получается, вас обошли? Сочувствую.
– Не стоит. Я не нуждаюсь в утешении, вей Осгерт.
Газетчик в этом усомнился, поэтому сказал:
– На вашем месте я был бы очень зол. Вы были тем, кто нашел тело.
– Спасибо, что напомнили, – Дорен отрывисто кивнул. – Зато меня не понизили и не перевели на менее ответственную работу за превышение полномочий. Разве это не повод радоваться?
Вот только радости на его лице не было.
– Повод – не обязанность, – отмахнулся Хальрун. – К чему вы все-таки ведете?
– К чему? Не к пустым жалобам, не бойтесь, вей Осгерт, – заверил журналиста Дорен. – Дело... кхм... в самом деле… Простите за невольный каламбур.
– Каламбуры случаются у всех. Я вас внимательно слушаю, детектив Лойверт.
Полицейский вдохнул и кивнул.
– Мне не нравится, к чему все идет, вей Осгерт. Убийство фабриканта хотят свалить на неизвестного грабителя, а настоящего расследования, похоже, не будет. Капитан Кретферт был весьма категоричен.
– Вы не думали, что это к лучшему? – спросил Хальрун. – Я не самый сострадательный человек, но сейчас даже я на стороне девушки. Правосудие – это прекрасно, но что важнее: наказание преступника или судьба жертвы? Любое расследование означает риск огласки...