Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)
Шрифт:
Главная проблема заключалась в том, что «российской интерес не позволяет, чтоб турков к Каспийскому морю и в соседство с персидской стороны допустить». Тогда необходимо «как наискорее искать шаха Тахмасиба в нашу сторону привесть» с помощью «грузинского принца» Вахтанга. Бывший вассал Персии должен «какими ни есть образы и способы шаха к принятию того с турками заключенного трактата склонить», для чего «может оный принц шаху надежду учинить против заплаты некоторой суммы денег, или иным образом (и безденежно) к некоторому уступлению из наших провинций, или, смотря по случаям, и действительно нечто, например, сперва Мезандрон, Астрабат уступить».
Возможно, считал Остерман, стоит пообещать отдать и уже занятый Гилян, но
Продуманная записка Остермана произвела должное впечатление. Члены Верховного тайного совета не нашли возражений и, хотя и решили по этому предмету «еще вящее рассуждение иметь», но на заседании 28 марта 1726 года постановили: «…понеже персидские провинции и места все содержать не токмо весьма трудно, но и, почитай, невозможно — того ради чтоб искать по малу из тех персидских дел выйти, однакоже на таком основании, чтоб по всякой возможности стараться, дабы турки в тех местах не могли утвердиться». Все предложения вице-канцлера были утверждены и конкретизированы: в Гилян предполагалось отправить не менее тысячи рекрутов; надлежало построить не менее десяти транспортных судов, обеспечить войска Низового корпуса провиантом, закупить для кавалерии десять тысяч лошадей; «Малой России казаков» более в поход не посылать, а брать с них вместо этого по три рубля с человека, чтобы платить вольнонаемным рабочим или занятым на строительстве солдатам и драгунам. 31-го числа мнение Совета было доложено императрице, которая его одобрила{405}.
Но достижение желанного мира и почетный выход из прикаспийских провинций оказались в ближайшее время неосуществимыми, и русскому командованию в Иране волей-неволей пришлось выступать в роли колониальной администрации.
Глава 4.
«ДЕЙСТВА» И ЖИЗНЬ НИЗОВОГО КОРПУСА: АРМИЯ НА ВОСТОКЕ
Видали ль в Персии Ширванский полк?
Уж люди! Мелочь, старички кривые,
А в деле всяк из них, что в стаде волк,
Все с ревом так и лезут в бой кровавой.
Если ищешь смерти — езжай в Гилян.
Командиры и подчиненные
14 февраля 1726 года императрица Екатерина I по рекомендации только что образованного Верховного тайного совета назначила «главным командиром» Низового корпуса 58-летнего князя Василия Владимировича Долгорукова. В прошлом он показал себя отличным офицером: успешно сражался со шведами на полях Северной войны, громил восставших казаков-булавинцев на Дону; в качестве доверенного майора гвардии расследовал злоупотребления Меншикова и других проштрафившихся фигур из окружения царя и показал себя способным дипломатом, заставив вольный Данциг (Гданьск) прервать торговлю со шведами.
Скоро князь стал одним из наиболее приближенных к царю лиц и членом противостоявшей Меншикову «партии», в которую входили фельдмаршал Б.П. Шереметев, сенаторы Я.Ф. Долгоруков и Д.М. Голицын. Участие в ней едва не привело его на плаху: в 1718 году Долгоруков был арестован
Долгоруков принял назначение (вместе с чином генерал-аншефа!), но указал, что в новом статусе обязан обладать соответствующим «екипажем», «столом» и «трактовать» разных иностранных особ, и попросил «для крайней нищеты моей» компенсацию за конфискованные при аресте «движимые вещи» и деньги{407}. Последние давно были потрачены на нужды Тайной канцелярии, а вотчины князя проданы за 6600 рублей, но императрица распорядилась вырученную сумму отдать отправлявшемуся в иранские провинции полководцу «вместо деревень»; фельдмаршал также получил обратно свои книги и даже ордена{408}. Жалованье командующего составляло три тысячи рублей{409}. В декабре 1726 года министры предоставили ему на особенные расходы еще тысячу рублей, а в феврале 1727-го повысили денежное содержание до шести тысяч рублей как полномочному послу «в иностранном государстве» (правда, дополнительные суммы должны были поступать «из персидских доходов»){410}. Генерал взял с собой племянников — гвардейского прапорщика Юрия и Ивана Юрьевичей Долгоруковых — в качестве членов своего «штапа».
Сборы несколько затянулись, но затем новый командующий время не тратил: в июне он прибыл в Астрахань, где принял командование от больного Матюшкина и закупил у местных «татар» тысячу лошадей для армии. В конце июля генерал вышел в море и 10 августа, после двухнедельного плавания «за противным ветром», прибыл в крепость Святого Креста.
Долгоруков остался недоволен состоянием дел во вверенных ему войсках. Он сообщал Макарову, что еще не видел столь «слабой команды» при «весьма слабом» командире (старик Кропотов был болен и удручен потерей жены, умершей в крепости Святого Креста в январе 1726 года){411}.
Императрица в ноябре того же года лично подобрала ему замену в лице кавалерийского генерал-майора Артемия Загряжского, и Кропотов, не дождавшись прибытия Долгорукова из Гиляна, сдал команду В.П. Шереметеву и отбыл домой. Командующий счел поведение подчиненного «немалой обидой» и приказал астраханскому губернатору вернуть генерала{412}. (В итоге Г.С. Кропотов был отставлен в феврале 1728 года с чином генерал-лейтенанта{413}.)
После январского шторма, повредившего многие суда, их не хватало, чтобы переправить в Гилян подошедшие к Астрахани пять полков; пришлось требовать начала строительства новых и указывать на «оскудение немалое в морских офицерах и протчих служителях»{414}. Новый морской «командир» капитан-командор 3. Мишуков в 1727 году докладывал о строительстве морских судов, число которых было доведено до 78. Тем не менее по предложению В.В. Долгорукова Верховный тайный совет указал в феврале 1728 года заложить еще 30 шхерботов{415}.