Персональные демоны
Шрифт:
Я вытираю ладони о джинсы, когда добираюсь до крыльца и жму на звонок. Я чувствую… нетерпение, и к моему гудению примешивается нечто большее, чем простое желание поохотиться. Похоже, я немного скучал по ней и не могу дождаться, когда снова ее увижу.
Дверь распахивается, и я улыбаюсь, ожидая увидеть Фрэнни, но вместо нее на пороге стоит мужчина. Он ниже меня, с каштановыми волосами, аккуратно зачесанными назад, в поношенной синей рубашке на пуговицах и зеленом галстуке. Когда он улыбается, я вижу черты Фрэнни в его лице. Я протягиваю руку, прежде чем понимаю, что делаю. Он жмет ее, говоря:
— Здравствуй… — Но тут же вздрагивает от моего прикосновения,
— Хм… Здравствуйте, — произношу я, проклиная свою небрежность. Фрэнни затуманивает мой разум. Мне пора начинать пользоваться головой.
— Ты, должно быть, Люк, — говорит он осторожно.
— Да, сэр, — отвечаю я, отправляя в него немного силы, только чтобы смягчить эффект, но его лицо остается настороженным. Никакой реакции.
Я нажимаю сильнее.
Ничего.
У смертного иммунитет к моей магии? Это случается крайне редко. Плохо. Я тянусь к нему своей сущностью, пытаюсь прочитать его и добраться до… ничего. Я не смог бы даже понять, если бы он был помечен для Рая.
— Я скажу Фрэнни, что ты здесь. — Он уходит, оставляя меня стоять на крыльце. Я разворачиваюсь и уже всерьез обдумываю идею заскочить в свою машину и свалить отсюда ко всем Чертям, когда Фрэнни появляется в дверях. Ее волосы собраны в узел, а лицо обрамлено несколькими прядями, выбившимися из пучка. На щеках румянец, глаза блестят. На ней выцветшие джинсы и черная майка, достаточно обтягивающие, чтобы поддразнить меня ее изгибами, но не заставить потерять контроль.
Нечестивый Ад, как она красива.
— Привет, — говорит она, приподнимая брови. — Поверить не могу, что папа оставил тебя стоять на пороге.
А я могу. Я здесь как снегопад в Аду.
— Ну… да… Думаю, я произвел не лучшее первое впечатление, — говорю я хриплым голосом.
Она удивляет меня своей улыбкой.
— Неужели?
Затем она удивляет меня еще больше, хватая меня за руку и проводя сквозь дверь. Я рефлекторно пытаюсь отнять руку, но она не позволяет. Я все больше удивляюсь своей реакции на ее ладонь, лежащую в моей. Она приводит меня в небольшую гостиную, где на диване развалилась девушка. Она садится, когда мы входим, и ее карие глаза внимательно скользят по моей футболке и джинсам. Еще одна девочка, помладше, с длинными темными волосами, расположилась на мохнатом бежевом ковре спиной к нам, она возится с доской «Эрудита», лежащей на низком деревянном кофейном столике.
Я осматриваю удобную, но невзрачную комнату. Три мягких коричневых кресла расположены между камином и телевизором, все пустые. А огромная копия «Тайной вечери» Да Винчи, окаймленная золотом, занимает большую часть стены над диваном. Остальные стены покрыты множеством школьных фотографий: повсюду улыбающиеся девочки. Карамельного цвета занавески на окне открывают вид на большой дуб рядом с дорогой и мою машину.
Канал Истории громогласно вещает о Цезаре из стоящего в углу телевизора. Фрэнни берет пульт с одного из стульев и выключает его.
Девушка на диване закатывает глаза и говорит:
— Слава Богу.
— Знаешь, Кейт, если бы ты заткнулась и посмотрела бы то, что тебе там показывают, ты даже могла бы узнать что-нибудь интересное, — говорит Фрэнни. Ее взгляд перемещается на меня, и она краснеет. — Скажи маме, что мы будем учиться наверху, ладно?
Девочка на полу поворачивается и смотрит на нас, ее сапфировые глаза вспыхивают.
— То есть ты нас даже не представишь?
Фрэнни
— Отлично… Люк, это Мэгги, а это Кейт, — сообщает она, указывая сначала на пол, а потом на диван.
— Привет, — говорю я, включая все свое очарование. Я подхожу к журнальному столику и склоняюсь над доской «Эрудита». — Мне кажется, это не слово, — обращаюсь я к Мэгги, — но если ты позволишь… — Я немного перестраиваю порядок букв, добавляя два слова в ее список. — Это двадцать восемь очков.
Мэгги посылает мне сияющий взгляд своих сапфировых глаз и говорит «спасибо», почти затаив дыхание.
Кейт вздыхает и улыбается, завязывая свои длинные светлые волосы в узел у шеи, точно так же, как это делает Фрэнни.
— Привет.
— Ладно, — говорит Фрэнни. — Мы наверху.
Мы выходим и на середине лестницы слышим «О Боже» и хихиканье, доносящиеся из гостиной. Прежде чем мы успеваем добраться до комнаты Фрэнни, взволнованный женский голос долетает до нас:
— Фрэнни?
— Да, мама, — отвечает она.
Я смотрю в начало лестницы на миниатюрную женщину, безупречно одетую в белую блузку и темно-синюю юбку длиной до колена, с короткими аккуратно уложенными светлыми волосами и сапфировыми глазами. Она нервно теребит край своего белого фартука. Отец Фрэнни стоит рядом с ней и пристально смотрит на меня. Я вновь пробую отправить в него сгусток энергии, но он как будто Огражден.
Зачем Небесам Ограждать отца Фрэнни?
Ее мама начинает быстро подниматься.
— Почему бы тебе и твоему другу не позаниматься за кухонным столом? Я там закончила и освободила вам место.
Фрэнни смотрит на меня, b ее глаза сужаются.
— Эм… Да, конечно, без проблем.
Она пожимает плечами, и мы спускаемся обратно.
Представьте себя те старые сериалы о пятидесятых годах, которые часто крутят поздними вечерами на Никелодион. Ну, знаете… где мамы постоянно начищают дом… на каблуках и при полном параде. Вроде «Проделок Бивера» [17] . Вот это — моя жизнь. Кливеры ничем не отличаются от нас. За эти десять лет, с тех пор, как погиб мой брат, я ни разу не видела, чтобы мама из-за чего-то переживала. Порой кажется, что она полностью оцепенела, сделав целью своей жизни — вычистить все уголки нашего дома. Иногда мне хочется выкинуть что-нибудь совершенно неподобающее, только чтобы посмотреть на ее реакцию. Разбудить ее. Но, может быть, она просто сама не хочет просыпаться. Может быть, это слишком тяжело.
17
«Проделки Бивера» — сериал 50-х годов. В центре действия картины крепкая американская семья — Кливеры. Мудрый отец Уорд, любящая мать Джун, старший сын Уолли и младшенький — восьмилетний Бивер.
Последний раз, когда я видела ее расстроенной, был два года назад, в тот день, когда в нашем доме раздался звонок из приходской школы Святой Агнессы, сообщающий моим родителям, что меня отчислили. Я помню, как были поджаты ее губы, и казалось, что голубые глаза даже наполнены слезами, пока она слушала, как сестра Мария объясняет, что я натворила во время урока религии.
Но, повесив трубку, она всего лишь поправила волосы, разгладила юбку, улыбнулась и сказала:
— Надо зарегистрировать тебя в Хайден Хай на этой неделе.