Персоны нон грата и грата
Шрифт:
— В другой раз приделаешь. Время час ночи.
Ну что, Оксана, говорю я, с Христичем спорить бесполезно — поедем теперь к нам зажигать. Ты только не пугайся, на чем мы сейчас поедем. — А что такое? — Да ничего, говорю, там просто стекла заднего нет: на прошлой неделе отстрелили. — Как отстрелили? — Поругался на дороге, столкнул в кювет. Пиф-паф! И нет стекла. — Ты не боишься с ним ездить? — Боюсь, а что делать…
Мы выходим из подъезда, Оксана видит христич-мобиль со следами минимум десяти столкновений и заметно бледнеет.
— Садись, садись, — говорю, — я его попрошу,
Оксана садится на заднее сидение и закрывает глаза.
— Спит? — шепчет Христич.
— Боится, — отвечаю я.
У Христича большая валкая «тойота», я, как обычно, восседаю на пассажирском сиденье слева от руля, смотрю на проносящиеся огни и думаю о том, как водит машину папа.
О том, что «опель» — говно машины, говорят все, кроме их владельцев, к которым относится и он.
Он хвалит. В доказательство приводит инцидент с бархатной погоней в Балашихе. («Ты и не заметила даже».)
Суть была в том, что папа кого-то обидел: попал задним колесом в выбоину (темная лесная дорога без фонарей) и облил грязью.
— И что?
— Хотели догнать — не догнали.
— А если бы догнали?
— Перегородили бы дорогу для выяснения; может, постреляли бы.
— Если бы хотели пострелять, они бы и так постреляли.
— Много ты постреляешь в форточку с левой руки на полном ходу?
И тут я поняла, почему Христич покупает только праворульные машины. А еще подумала, что с ним ничего на свете не страшно. Потому что он правильный пацан. Он то что надо.
ГРЕЗА НАЯВУ
Фамилию фотографа Кристиана Холмза наши почему-то транслитерировали с «з» на конце, хотя пишется она, как у Шерлока Холмса. Ну, Холмз так Холмз. С женой Элизабет Форд, дизайнером-полиграфистом, он прилетел из Оттавы на ежегодную киевскую фотоярмарку — супруги читали мастер-класс под названием «Зрительные образы». На Украину канадцев выписал русский журнал по цифровой фотографии. Объяснялось все просто: наш издательский дом имел приставку «International», а Кристиан и Лиза были постоянными авторами.
Расселяла сотрудников фирма UkraRent, через которую офис-менеджер Поля забронировала несколько квартир в центре города. В аэропорте делегацию встретил представитель компании и привел на парковку — был заказан трансфер. Там стояло несколько «наших» такси, но, как только мы подошли, выяснилось, что забронированные квартиры на Бессарабке заняты, а нам предоставят другие. Поля долго орала на агентов по мобильному, дамы переминались на каблуках, парни курили, а потом редакцию рассадили по машинам и отвезли кого куда.
«Фольсваген», в который села я, приехал на золотую милю и остановился у старинного розового дома с кариатидами. Нас было четверо. Мы вошли и ахнули: квартира оказалась царская. Просторная, отреставрированная хоромина с высоким потолком, кожаными диванами и дубовым паркетом. Класс! — сказали все хором. Поставили чемоданы, распахнули форточки, спустились за сигаретами и увидели город. Своим нижним концом улица Большая Васильковская упиралась в стеклянный з'aмок торгового центра и, свернув под
— Похоже на Барселону, — сказал главный.
Мы почти забыли про работу. Мы наслаждались жизнью. Пили чай на огромном балконе и спали на мягких перинах. Смотрели из окна на угловой дом в стиле модерн — его темно-красную крышу венчала легкая башенка-шишка. Спускались по гулким ступеням, выходили на площадь за пиццей и коньяком… А спустя пару дней техред Сергеев начал приставать, что вот лучше бы канадцев сюда, гости все-таки, а нас — в их квартиру, мы привычные.
Привычные к чему? К загаженным подъездам и проссанным лифтам в советской панельной девятиэтажке с низкими потолками и крошечной кухней, к продавленным грязным матрацам… «Апартаменты» канадцев тоже были в центре, даже центральнее наших — на углу Крещатика и Тараса Шевченко; по-моему, это единственная панель на золотой миле Киева. В довершение всего перед домом, на оси бульвара, стоял бронзовый Ленин и заглядывал точно в окна квартиры Кристиана и Лизы, расположенной на четвертом этаже.
Памятников в Киеве полно: начиная от «ярма дружбы народов» и заканчивая Котом Пантелеймоном в парке напротив Золотых Ворот. Хмельницких аж несколько. Князь Владимир и Ярослав Мудрый. Зоя Космодемьянская и Княгиня Ольга. Архистратиг Михаил и полководец Щорс. Паниковский на Прорезной и комедиант Яковченко с таксой Фан-Фаном у театра Ивана Франко. Родина-мать и Леся Украинка, замыкающие с обеих сторон элитный район с частным сектором Междужопье, так как задницами друг к другу стоят. Даже Нос Гоголя есть.
Но Кристиану Холмзу и его супруге Лизе достался именно вождь, единственный — я специально уточнила — уцелевший с советских времен Владимир Ильич у единственного на золотой миле совкового дома. «There was the beautiful architecture, ancient buildings and historical monuments. Such as the statue of Lenin which beckoned to us on the streetcorner, looking directly up into our apartment at night, — написал потом Кристиан в фотоотчете про нашу поездку. — Со всех сторон нас окружали великолепные здания, памятники архитектуры и исторические монументы. Среди них была и статуя Ленина, который по ночам пристально смотрел прямо в окна квартиры, в которой мы остановились».
Надо же, как их угораздило, — подумала я и развеселилась, потому что узнала в этой истории пример магического действа под названием воплощение. Визуализация в чистом виде. В какой-то момент зрительные образы переходят в жизнь. Давно известно.
Да, это было их представление о Советском Союзе. О том, как должен выглядеть советский город.
— Почему это мы должны с ними меняться? — возразила я техреду Сергееву. — Что значит «мы привыкли»? Я лично считаю, что заслуживаю жить в этой квартире. Может, вы сами только потому сюда и попали, что сели со мной в одну машину.