Персоны нон грата и грата
Шрифт:
А тут вдруг — персики. Я заглянула в контейнер, пощупала парочку. Упругие, как теннисные мячи, с пушком и бордовым румянцем. На радостях купила два килограмма. Я ела их целую неделю, а может, и больше. Плоды хранились в холодильнике — в нижнем отсеке со специальным поддувом.
Я съедала две штуки утром, на завтрак, — и одну перед сном.
Через несколько дней персики начали портиться, кожура подвяла и сморщилась. Я срез'aла шкурку там, где пожухло, и ела без шкурки.
Наконец остался последний персик.
Персик
По его плоти пошли синевато-серые пятна. Не коричневые, как обычно бывает, а именно сизые. Выглядело это совершенно несъедобно, даже отпугивающе.
Стоило, конечно, отправить его в помойку, но другой еды, которую можно было съесть на ночь, не нарушив диеты, в доме не было.
Я тщательно выковыряла больные места ножом для чистки картошки и даже помыла его, изувеченного, под краном.
Мякоть на вкус была пресной, как прошлогоднее сено.
Наутро по телу пошли синевато-серые пятна. «Как трупные», — подумала я, и в глазах потемнело от жути.
Я прямо чувствовала ту же самуюих природу.
Плод содержал в себе смерть, я ее поглотила.
Я съела тлен.
Я приняла в себя некроз.
У меня кружилась голова, я едва держалась на ногах. Осторожно надавила на самое большое пятно. От нажатия оно посветлело, но через пару секунд потемнело опять. Я стиснула кожу еще раз. То же самое. И еще раз…
Боже мой, во мне завелась мертвечина. Я никогда не думала, что она такая плотская.
Я стояла раздетая перед зеркалом и рисовала йодную сетку по всему телу.
Флакон закончился, я откупорила второй.
Ватной палочкой наносила решетку на грудь и живот, на колени и бедра.
Руки дрожали, движения были неточными, сетка выходила кривой.
Я никогда не чувствовала тленность своего тела острее. Даже на опознании друга, утонувшего в ледяной дачной реке. Даже на похоронах бабушки и дяди.
Через неделю пятна сошли без следа.
Порой смерть трогает нас своей рукой, поясняя, что наши счастье, жизнь и этот мир — не более чем временная иллюзия.
Трагикомично, но я каждый раз вспоминаю об этом в овощном.
ДОМОВОЙ
Дом стоял на самом краю деревни. Вокруг огородец в браслете кривого забора. У калитки журавль, за калиткой улица без названия, вдоль шоссе. Позади дома лес, слева кукурузное поле.
В доме одна комната и кухня — сразу при входе, стол, стулья и печь, она же стенка, тылом комнату греет. У теплого места в закутке кровати: моя, родительская. Тесно стоят, зазор меньше метра. Из кухни в комнату коридорчик, в проеме вместо двери шторка.
Ночью — с кухни шаги. Тяжелые, будто двести килограммов несут. Медленные. Гулкие. По коридору ко мне идет. Глаз приоткрыла: мама-папа лежат. А он идет!! Ближе, ближе, сейчас завернет в наш закуток. Один шаг остался.
Нет,
Встал в изножье, стоит, смотрит сверху, высокий. Не вижу, а все чувствуется. Очень страшно. Страшнее потом в жизни не было.
Постоял с минуту и развеялся. Ничего не сделал. Посмотрел, и все… Тут же заснула мертвым сном, как от укола снотворного.
Утром никто не верит: папа в туалет ходил, тебе показалось.
Нет.
Чернильным пятном, сгущением воздуха колыхался в изножье, стоял и смотрел.
СИНИЙ ЦВЕТОК
Не так уж далека от правды сказка «Аленький цветочек». Помню, однажды в детстве, в четыре-пять, на высоком солнечном склоне ручья, усыпанном ромашками и земляникой, за которой я и полезла, мне сказалодинокий, очень красивый цветок с фиолетово-синими соцветиями:
— Если ты меня сорвешь, ты умрешь.
Дело было на даче в Загорске, в один из наших походов с бабушкой и соседкой Люсей за водою на ключик.
Мне стало так страшно — словами не передать. Ужас мешался с изумлением, восхищением, восторгом, одним словом, я пережила катарсис. Задыхаясь от страха, я смотрела на него и не могла отвести глаз. Я познала тогда роковую, убийственную красоту и сохранила это ощущение на всю жизнь.
Вернувшись на наш берег ручья, я ничего не сказала бабушке и Люсе, прозрев шестым чувством, что об этом не говорят.
И правильно: наша бесконечно добрая Люся была несохранной,безумной, и кто знает, как бы заворожили ее мои слова.
Потом, повзрослев, я перелистала не один справочник по ядовитым растениям — но так и не нашла того прекрасного и жуткого цветка.
МОСТОПОЕЗД
Кота выловили из двухсотлитровой бочки с водой на стройке. Сколько времени он в ней плавал, неизвестно. Может, целый день. Кот барахтался у скользкого борта, шкрябал лапами по изнанке металлического кольца, но выбраться не мог — воды было не доверху, и барьер получился непреодолимым. Все это время он орал, призывая мявом на помощь. По этому мяву Сашка его и нашел.
— Иди сюда, киса.
Наклонился над бочкой, кот заорал еще громче и вцепился в рукав.
— Спокойно, киса.
Кот сидел на руках и дрожал. С шерсти стекала вода, капала с рубашки на шорты, на ноги, просачивалась сквозь дырочки сандалет. Сашка шел по тропинке домой и думал, что скажет матери: в семье никогда не держали животных.
Место, в котором жил Сашка, называлось улица Мостостроительная, или коротко Мостопоезд. Через Южный Буг строили мост, к берегу протянули железнодорожную ветку для доставки стройматериалов, по ней же подогнали состав теплушек. Там поселились рабочие. Поэтому Мостопоезд.