Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)

Скотт Вальтер

как вожди отдали приказ стать по местам, и в тот же миг

Генри услышал голос Гловера, громко прозвучавший над

замолкшей теперь толпой и взывавший к нему:

– Гарри Смит, Гарри Смит! Какое безумие нашло на

тебя!

«Эге, ты хочешь спасти от Гарри Смита знатного зятя…

настоящего или будущего!» – такова была первая мысль

оружейника, второй его мыслью было, что нужно обер-

нуться и поговорить с перчаточником, а третьей – что,

вступив в ряды,

он уже ни под каким предлогом не может

без позора выйти из них или выказать хоть минутное ко-

лебание.

Итак, он приступил к тому, что требовал час. Оба вождя

расположили свои отряды в три ряда по десять человек.

Бойцов поставили на таком расстоянии друг от друга,

чтобы каждый мог свободно орудовать мечом, клинок ко-

торого имел пять футов в длину.

Второй и третий ряды составляли резерв и должны

были вступать в бой по мере того, как первый будет редеть.

На правом крыле кухилов стоял их вождь Эхин Мак-Иан,

избравший для себя место во втором ряду между двумя

своими назваными братьями. Еще четверо лейхтахов за-

няли правую половину первого ряда, отец же и два других

брата защищали своего любимого вождя с тыла. Сам Тор-

квил стоял непосредственно за вождем, чтобы его при-

крывать. Таким образом, Эхин оказался в центре девяти

сильнейших бойцов своего отряда, поставив четырех за-

щитников впереди себя, по одному слева и справа, и трех в

своем тылу.

Хаттаны расположились в таком же порядке, с той

лишь разницей, что вождь их стал в центре среднего ряда, а

не на правом его конце. Это побудило Генри Смита, ви-

девшего в отряде противника только одного врага – не-

счастного Эхина, попроситься на левое крыло отряда

Хаттанов, в первый его ряд. Но предводитель не одобрил

такого расположения и, напомнив Генри, что он обязан ему

повиновением как наемник, принявший плату из его руки,

приказал ему стать в третьем ряду, непосредственно за ним

самим. Это был, конечно, почетный пост, и Генри не мог

его отклонить, хоть и принял с неохотой.

Когда оба клана выстроились в таком порядке друг

против друга, они стали ярым кличем выражать свое рве-

ние королевских вассалов и жажду показать его на деле.

Клич, раздавшийся сперва в строю кухилов, был подхвачен

хаттанами, в то же время те и другие потрясали мечами и

гневно грозились, точно хотели сломить дух противника,

перед тем как действительно вступить в борьбу.

В тот час испытания Торквил, сам не знавший страха,

был охвачен тревогой за Гектора, но быстро успокоился,

видя, как уверенно держится его любимец.

И те немногие

слова, с какими юный вождь обратился к своему клану,

прозвучали смело и должны были воодушевить бойцов: он

выразил решимость разделить их жребий, ждет ли их

смерть или победа. Но не осталось уже времени для на-

блюдений. Королевские трубачи протрубили вступление

на арену, пронзительно и одуряюще загудели волынки, и

воины двинулись правильным строем, все ускоряя шаг,

пока не перешли на легкий бег и не встретились на сере-

дине поля, как бурная река встречается с набегающим

морским прибоем.

Первые два ряда стали рубиться длинными мечами, и

бой, казалось, развивался поначалу как цепь независимых

поединков. Но вскоре с той и другой стороны, распаленные

ненавистью и жаждой славы, стали пробиваться в проме-

жутки воины вторых и третьих рядов, и теперь битва уже

являла картину общей сечи: над хаосом свалки то подни-

мались, то опускались громадные мечи, одни – еще свер-

кая, другие – залитые кровью, и так быстро они двигались,

что казалось, будто ими управляют не человеческие руки, а

какой-то сложный механизм. Многие бойцы, так как в

тесноте стало невозможно пользоваться длинным мечом,

уже пускали в ход кинжалы и пытались подойти к про-

тивнику совсем близко, чтобы тот, размахнувшись мечом,

не мог их задеть. Хлестала кровь, и стоны раненых слива-

лись с воем кидавшихся в сечу – потому что во все времена

шотландские горцы, верные своему исконному обычаю, не

кричали в бою, а скорей завывали. Однако зрители, даже те

из них, чей взор был привычен к зрелищу крови и смяте-

ния, не могли разобрать, какая сторона берет верх. Бой,

правда, шел, то придвигаясь ближе, то отступая, но это

говорило всякий раз лишь о кратковременном превосход-

стве, которое тут же утрачивалось под натиском противной

стороны. Дикая музыка волынок еще звучала над сечей и

побуждала бойцов с новым рвением кидаться в битву.

Но вдруг, словно по обоюдному сговору, волынки

пропели сигнал к отступлению, он был дан заунывными

звуками, означавшими, казалось, погребальную песнь над

павшими. Стороны прекратили схватку и разошлись для

передышки на несколько минут. Зрители жадно огляды-

вали поредевшие ряды бойцов, когда те выходили из сра-