Первая Арена. Охотники за головами
Шрифт:
Я въезжаю прямо в него на скорости в 200 км/ч. Я ударяю его с такой силой, что все дерево приподнимается и проезжает вперед, толкаемое мной, по снегу. В конце концов, мне удается повернуть вправо и объехать его верхушку. Тысячи иголок падают в дыры в нашей крыше. Горсть других прилипает на кровь, все еще размазанную по лобовому стеклу. Не могу даже представить, как выглядит наш автомобиль снаружи.
Этот охотник за головами слишком хорошо знает город: его умный ход снова дает ему возможность оторваться и теперь он выходит из нашего
Шестая Авеню – это еще одна пустошь, вся заполненная танками и хаммерами, большей частью перевернутыми; все, что может быть полезным, включая провода, здесь сорвано. Я петляю, объезжая то одно, то другое, видя охотника где-то впереди. В миллионный раз я думаю, куда он может направляться. Или он катается по городу просто, чтобы избавиться от меня? Держит ли он место нахождения в голове? Я изо всех сил стараюсь вспомнить, где находится Первая Арена. Но идей нет вообще. До сегодняшнего дня я вообще была неуверена, что она действительно сущетсвует.
Он гонит по Шестой и я делаю то же самое, наконец, набрав скорость. Когда мы проезжаем 43-ю, слева я мельком вижу Брайант-парк и то, что когда-то было Нью-Йоркской публичной библиотекой. Мое сердце обливается кровью. Я любила ходить в это великолепное здание. Теперь же это не больше, чем горстка камней.
Охотник резко сворачивает вправо на 42-ю улицу и в этот раз я уже нахожусь прямо за ним. Нас обоих заносит, затем мы выравниваемся. Мы гоним по 42-й на запад, и я думаю, что, может быть, он направляется на Вест-Сайд-Хайвей.
Улица разворачивается в Таймс-сквер. Он мчит на площадь и я следую за ним, въезжая на широкий перекресток. Я помню, как приходила сюда ребенком, и была ошарашена его размерами и размахом, всеми этими людьми. Я помню, как меня ослепляли огни, сверкающие рекламные щиты. Теперь, как и все прочее, это просто руины. Конечно, огни не работают, а в поле зрения нет ни одного человека. Все щиты, которые раньше так гордо висели, теперь либо ненадежно болтаются на ветру, либо лежат лицом вниз на асфальте. Все покрыто огромным сорняком. В центре площади, там, где раньше был военкомат, теперь иронично лежат пустые оболочки танков, покореженные и взорванные. Какая же здесь была битва?..
Неожиданно охотник резко сворачивает налево, направляясь на Бродвей; я следую за ним в шоке от того, что вижу перед собой: в небо возвышается огромная бетонная стена, похожая на тюремную стену, наверху у нее – колючая проволка. Стена простирается так далеко, насколько хватает глаз, защищая Таймс-сквер от всего, что лежит к югу. Как бы стараясь отгородиться от чего-то. В стене проем, и охотник проезжает сквозь него; когда он проникает внутрь, тяжелые железные ворота внезапно падают за машиной, отрезая ее от меня.
Я давлю на тормоза, которые взвизгивают и не дают нам врезаться в ворота. За ними видны охотники, которые становятся все дальше и дальше.
Я не могу в это поверить. Я пребываю в ступоре. Я сижу, застыв, в полной тишине. Машина остановилась впервые за много часов и тело мое дрожит. Этого я никак не могла предвидеть. Откуда здесь взялась стена, почему они решили отгородить часть Манхэттена? От чего им нужна защита?
Через мгновение я получила ответ.
Вокруг меня раздается жуткий, сверхъестественный звук металлического скрежета и волосы поднимаются дыбом на моей шее. Люди встают с земли, вылезают из люков отовсюду. Биожертвы. По всей Таймс-сквер. Они истощены, одеты в лохмотья и выглядят отчаявшимися. Фанатики.
Они действительно существуют.
Они встают с земли прямо вокруг нас и идут в нашу сторону.
Двенадцать
Прежде чем я успеваю отреагировать, я замечаю движение сверху от себя и смотрю туда. Высоко наверху, на стене, стоит несколько охотников за головами в своих черных масках с ружьями наперевес. Он целятся в нас.
– ПОЕХАЛИ! – орет Бен в исступлении.
Я уже вдавливаю газ, удирая оттуда, когда звучат первые выстрелы. Пули градом сыпятся на автомобиль, отрикошетивая от крыши, металла, пуленепробиваемого стекла. Я лишь молюсь, что они не проникнут через дыры.
В это же самое время со всех сторон на нас наваливаются фанатики. Один из них размахивается и бросает стеклянную бутылку с горящей в ней тряпкой. Коктейль Молотова приземляется прямо перед нашей машиной, вспыхивает огонь. Я уворачиваюсь как раз вовремя и пламя лижет бок автомобиля. Другой подбегает к машине и прыгает на лобовое стекло. Он крепко хватается и не дает мне ехать, скалясь сквозь стекло всего в нескольких сантиметрах от меня. Я даю в сторону и скребусь крылом о столб, стряхивая его.
Еще несколько прыгает на капот и багажник, отчего машина резко тяжелеет. Я ускоряюсь, стараясь стряхнуть их, продолжая ехать на запад по 42-й.
Но троим из них удается удержаться на нашей машине. Один из них волочится по земле за нами, другой ползет вверх по капоту. Он поднимает лом и готовится опустить его на лобовое стекло.
Я резко выворачиваю влево на Восьмую Авеню и это помогает. Все трое слетают с машины и скользят по снегу уже на земле.
Гибель была близка. Очень близка.
Я гоню вниз по Восьмой Авеню и вдруг замечаю еще одно отверстие в стене. Перед ним стоит несколько охотников, и я понимаю, что они могут и не знать, что мы не одни из них. Ведь до входа на Таймс-сквер еще целая улица. Если я буду уверенно вести прямо туда, может быть они примут нас за своих и не закроют ворота.
Я направляюсь прямо на вход, разгоняясь все быстрее и быстрее, сокращая дистанцию. сто метров… пятьдесят… тридцать… Я мчусь прямо ко входу и он все еще открыт. Теперь уже не остановиться. Если они закроют его – мы покойники.