Первая кровь
Шрифт:
— Так точно, герр оберстлёйтнант! — в один голос гаркнули Франц и Сандлер, лишь Ланге по какой-то причине промолчал.
Это обстоятельство не осталось без внимания Ноймана:
— А что же у нас Ланге помалкивает в тряпочку? — вопросил Бургарт. — Насколько мне известно, все началось именно с тебя. Не так ли, Альберт?
— Их не учить надо, а в топку, герр оберстлёйтнант! — прорвало хозяйственника. — В Аушвиц, в Натцвайлер, в Дахау! Я бы с удовольствием подбрасывал уголёк в топки, в которых спалят всех этих, — он, сморщился,
— Хватит ныть! — хлопнул рукой по столу Нойман. — Думаешь, мне приятно работать с этим отребьем? Со славянскими недоносками, тупым собачьим дерьмом? Но таков приказ фюрера! Ты же прекрасно знаешь, кто курирует этот проект! И если мы завалим его, мало никому не покажется! Сибирское направление покажется нам всем раем! Поэтому закрой пасть и не вякай! А если не можешь справиться даже с такой простой работой — на твое место желающих хоть пруд пруди! Понял?
— Понял, герр оберстлёйтнант, — с трудом выдавил из себя Ланге, поигрывая желваками.
— Садитесь, — холодно бросил Нойман. — Итак, что произошло? Почему один из курсантов мертв, а второй взбесился и тоже вот-вот отойдет?
— Потому что они — звери, герр оберстлёйтнант! — Ланге так и не сумел успокоиться.
— Значит, станьте дрессировщиками, укротителями, да кем угодно, черт побери! — взорвался Нойман. — Они у вас должны по струнке ходить! И в рот заглядывать! А они кусают… руку кормящую!
— Даже дикие звери умнее славян, — недовольно буркнул Альберт, ущемленный напоминанием о прокушенном ухе.
— Молчать! — Нойман вновь саданул рукой по столу. Попавшее под руку пресс-папье отлетело и опрокинуло чернильницу. — Черт! — прорычал Бургарт, суетливо сгребая пачку документов в сторону, чтобы их не испачкало черной жидкостью, стремительно растекающейся по столу. — Анхельм! Сюда! С тряпкой! Быстро!
Дверь в кабинет открылась, и внутрь просочился женоподобный адъютант Ноймана — Анхельм Рох. Вместо причесочки-каре на его белобрысой голове красовалась стрижка а-ля фюрер с бритым затылком и непомерно длинным чубом, закрывающим один глаз. Встретившись глазами с адъютантом, Нойман грязно выругался, отчего розовые ушки Анхельма запылали.
— Тащи быстрее сюда свою задницу! — поторопил адъютанта Бургарт.
Глазки Роха масляно заблестели, он томно облизнул напомаженные пухлые губы и вихляющей походкой направился к столу. Франц и Сандлер переглянулись, с трудом сдерживая ехидные улыбки, догадавшись, о чем подумал Анхельм. Видимо, эта же мысль пришла в голову и Нойману. Его губы шевельнулись, создавая впечатление, как будто он брезгливо отплевывается.
— Быстрее! — поторопил Бургарт адъютанта, старательно вытирающего чернила со стола, но еще старательнее выгибающего спину и стреляющего глазками в сторону крепких наставников-воспитателей.
Один лишь Ланге остался невозмутимым при виде гомосячих выкрутасов Анхельма.
— Все? — спросил Нойман, когда пролитые чернила
— Может, принести чаю господам воспитателям? — с придыханием произнес Анхельм, закатывая накрашенные глазки.
— Пшел вон! — рявкнул оберстлёйтнант. — Надо будет — вызову!
Рох втянул голову в плечи и быстро выскочил из кабинета. О суровом нраве начальника школы он знал не понаслышке — может и в ухо дать.
— Мужлан невоспитанный! — обиженно прошептал Анхельм, плотно закрыв дверь в кабинет Ноймана.
— Итак, продолжим, — едва за гауптманном захлопнулась дверь, произнес Нойман. — Что произошло?
— Пришиб пару ворюг — делов-то! — Ланге с хрустом сжал кулаки, словно собирался продолжить экзекуцию.
— Альберт, помолчи! — приказал оберстлёйтнант. — Сандлер, твои подопечные отличились?
— Так точно, герр оберстлёйтнант!
— Вот с тебя и начнем. Что можешь сказать?
— Сегодня первое отделение моего взвода было назначено дежурным по кухне, — начал издалека Сандлер. — Примерно в десять часов двадцать минут, когда я занимался с остальным взводом утренней физподготовкой, ко мне подбежал курсант Вахромеефф — заместитель гефрайтера первого отделения…
— А с каких это пор у командиров отделений появились заместители? — удивленно приподнял брови Нойман.
— Поясню, герр Нойман, курсант Вахромеефф замещает гефрайтера Незнанского, поскольку тот отбывает дисциплинарное наказание в карцере…
— Еще лучше! — нахмурился начальник школы. — Гефрайтер, насколько я понимаю, должен быть примером для остальных курсантов? А он у вас в кутузке! Да еще за нарушение дисциплины. Что у нас творится с личным составом, герр Франц? Насколько я понимаю, отвечаешь за это ты, как старший мастер-наставник?
— Мне еще не докладывали об этом, герр оберстлёйтнант!
— Так ты даже не в курсе? Господа, вы все тут расслабились, как я погляжу! — Нойман побагровел и нервно дернул щекой. — Превратили военизированную школу в богадельню! Обрадовались, что больше не надо идти под пули! Забыли, что вы все еще на службе! И неважно, что в тылу, а не на передовой! Я вас всех под трибунал отдам!
— Герр оберстлёйтнант, пожалуйста, не делайте поспешных выводов, — дождавшись, пока Нойман начнет набирать в грудь воздуха для новых проклятий, вставил Сандлер. — Все не так уж плохо, как вам сейчас представляется. Я не успел доложить Роберту об аресте Незнанского, потому что это случилось всего лишь пару часов назад. После утреннего развода мы еще не пересекались.
— Это так, герр оберстлёйтнант, — подтвердил Франц.
— Насчет нарушения дисциплины гефрайтером первого отделения, — продолжил Михаэль, — изначально, как мне доложили сразу после инцидента, дисциплина была нарушена курсантом Кузьминым. Он отказался подчиняться приказам гефрайтера Вахромееффа и устроил с ним драку. Вот за эту драку Вахромеефф и попал в карцер, невзирая на то, что невиновен.