Первая просека

Грачев Александр Матвеевич

— Гражданы дорогие, товарищи, — взмолился старик, — не я в том повинен — темнота моя! Да и примите во внимание распродажу всей живности. Нету ее у меня, окромя одной коровенки.

— Вот и хорошо, — значит, решение уже выполнили, — сказал председатель. — Да и штраф есть чем платить. Вы свободны, гражданин Аниканов.

После того, как он вышел, председатель сказал:

— Слушайте, товарищи, так как же это получается? В горкоме комсомола на ответственной работе секретаря — кулацкий сынок! Как же это мы проглядели?

Не помогли Андрею его таланты. Как

ни клялся и ни божился он, что непричастен к кулацким хозяйствам отца и тестя, ему никто не поверил. В решении бюро горкома комсомола было записано:

«Направить на Амурстальстрой с использованием в качестве хоздесятника».

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Захар приехал в управление треста весь заснеженный, с инеем на шапке и воротнике пальто — добирался на попутном грузовике.

Трест помещался в длинном дощатом бараке. Захара принял главный инженер треста Саблин.

— Дорогой мой друг, очень, очень рад вас видеть! — прочувствованно говорил Викентий Иванович, пожимая нахолодавшую руку Захара. — Все происходит так, как и должно быть: на рубежи нового наступления стягивается старая, испытанная гвардия.

Викентий Иванович выглядел так же хорошо, как и до ареста: то же чистейшее серебро бородки-клинышка, тот же розовый цвет лысины, покрытой реденьким пушком, то же изящество манер.

— Нуте-с, прошу вас сюда, — сказал он, выходя из-за стола. — Вот перед вами сводный инженерно-архитектурный проект будущего сталелитейного завода. Заметьте — первого на Дальнем Востоке металлургического предприятия. — Он широким жестом руки обвел вокруг огромного листа ватмана, занимавшего почти всю свободную стену кабинета. — Это мартеновский цех — сердце завода, — он ткнул пальцем в самый крупный чертеж многотрубного корпуса, — четыре сталеплавильные печи с цехом разлива и с бытовкой. Вот листопрокатный — как видите, сооружение не менее грандиозное! Вот, в перспективе, еще такой же цех. А это жестекатальный, это ремонтно-механический, здесь вот — электроцех. Ну и, разумеется, мощная котельная. А вот тут вы видите городок металлургов. Со школами, дошкольными учреждениями и, само собой разумеется, Дворцом культуры. Видите, какой размах работ? Все это должно быть введено в строй до конца третьей пятилетки, дорогой Захар Илларионович.

Он вернулся за свой стол, достал из ящика папку с бумагами.

— А теперь о вашей работе, — продолжал Викентий Иванович, растягивая, как гармошку, какую-то длинную ведомость. — Вакантных должностей инженерно-технических работников так много, что я даже не знаю, что вам предложить. Но я хочу, чтобы были учтены и ваши интересы как заочника строительного института. — Он уткнулся в ведомость. — Поскольку вы хотите стать инженером-механизатором строительных работ… Кстати, вы замечательно сделали, что пошли именно на этот факультет, — будущее за ним!.. Так вот, друг мой, поскольку вы хотите специализироваться именно в этой области, то я предложил бы вам должность прораба по механизации земляных работ. Молчите, молчите! —

Саблин предупредительно выставил вперед свою пухленькую белую ладонь. — Да, вам будет трудно вначале. Но, дорогой мой, кто из великих выбирал путь проторенней и легче, как сказал поэт. Вы справитесь, безусловно! — Саблин строго и решительно посмотрел на Захара. — Не знай вас столько лет, я бы, возможно, воздержался от подобного предложения. Но весь ваш путь у меня на виду. Поэтому я верю в вас больше, чем вы в себя, — да, позволю себе такую нескромность!

— Хорошо, Викентий Иванович, согласен, — решительно кивнул Захар, и на щеках у него ворохнулись желваки. — Честно скажу: побаиваюсь, хотел просить работу полегче — ведь учусь. Но раз так — сделаю все, чтобы не потерять вашего доверия.

— Тем лучше! Что ж, а теперь отправляйтесь оформляться. В курс дела введет вас товарищ Сидоренко. Знаете его?

— Очень хорошо знаю! — воскликнул Захар.

— Он у нас начальник участка земляных и бетонных работ. Прекрасный организатор!

Говоря это, Саблин быстро написал что-то на бумажке, протянул ее Захару.

— Вот, пожалуйста. И желаю вам успеха! — Он вышел из-за стола и, подавая Захару руку, сказал улыбаясь: — Не могу не поделиться с вами радостью — с пятнадцатого января ваш покорный слуга кандидат в члены ВКП(б)! Да-с, любезный Захар Илларионович!

— О-о! От всей души поздравляю, Викентий Иванович! Значит, мы с вами теперь почти ровесники: мой стаж всего на два месяца больше вашего.

Сдав документы в отдел кадров, Захар отправился на поиски Ивана Сидоренко.

Мороз был градусов под сорок, небо холодное, белесовато-синее, без единого облачка; в воздухе — ослепительные блестки плавающего инея. Ветерок чуть-чуть трогает поземку, гонит ее тончайшими жиденькими ручейками, нестерпимо обжигает лицо ледяным дыханием. В низине, километра на три протянувшейся у подножия крутой гряды сопок, курятся сизые дымы костров, тарахтят экскаваторы, гудят машины. В сущности, здесь еще ничего нет, кроме длинной шеренги приземистых бараков, занесенных сугробами.

«Даже не верится, что через два года здесь будет завод», — думает Захар.

Конторку начальника участка он нашел под самыми сопками.

Помещение битком набито людьми. Жарко как в бане. Докрасна накаленная печь-чугунка чадит едким дымом, накурено — хоть топор вешай! Стоит сплошной гул голосов.

Сквозь толщу дыма Захар едва разглядел Ивана Сидоренко. Он сидел за столом в распахнутом черном полушубке, в ушанке, сдвинутой на затылок, из-под которой выбился на лоб смоляной чуб.

— Какой, к черту, это наряд, это же филькина грамота! — кричал Иван. Увидя Захара, он обрадовался: — Здорово, Жернаков. Ты ко мне?

— К вам, но тут, видно, не дадут нам поговорить. Вы очень заняты?

— Если нужен, не очень. Это тут собрались к теплу, на перекур. — И во все горло: — А ну, товарищи, хватит перекура!

Конторка опустела.

Захар подвинул табурет к столу.

— Работать к вам, — коротко сказал он, снимая шапку.