Первое свидание
Шрифт:
– Мы станем подругами, мама!
– А разве мы уже не были ими, дорогая?
КАРОЛЬ СУРОВАЯ
– Обычно кладут десять сантиметров лишних к высоте занавески. Но это, на мой взгляд, скаредность. Могу я сделать побольше?
– Делай, как находишь нужным, мама. В этом я тебе полностью доверяю. Но пожалуйста, не уходи от разговора. Мне нужно кое-что объяснить тебе: в тот вечер вы оба выглядели очень счастливыми! Теперь же, насколько я поняла, как бы между делом ты упомянула о разрыве. В конце концов, чего ты добиваешься? Чего ожидала, когда затеяла эту историю?
Брижитт: Хорошо, Король, это хорошо – маскировать стремление помочь мне суровыми словами. Неужели она думает, что матери легко говорить с дочерью о своих любовных делах! Но всяком случае, я не осмелилась бы сказать ей, что откликнулась на объявление.
– Двое… Знаешь, меня одолевала мысль, что двое, мужчина и женщина, могли бы стать единомышленниками, без слов понимать друг друга, двое, которых связывала бы не только нежность, но и мысли. Разве это невозможно?
Король: Любовь, двое… – это не для меня. Но если папа после того, что он заставил ее пережить, не отвратил ее от мечтаний, то не дело мне вмешиваться.
– Я не ищу какой-то великой любви, мне нужна просто спокойная привязанность, глубина отношений, прозрачное горное озеро, а не море с его приливами и отливами, с бурями.
Брижитт: Иногда я думаю: не стараюсь ли я в глубине души остаться верной Пьеру? И то правда, ведь физически Пьер совсем иное дело. Но он так обманул меня! Это он сделал меня такой, что я не могу довериться никому. Черт возьми, я совсем запуталась: метр пятьдесят, плюс еще пятьдесят, а здесь три метра плюс тридцать сантиметров на верх, пятьдесят но подшивку, итого три метра восемьдесят.
– Скажи-ка мне еще раз высоту потолка.
– Два семьдесят два. Ты не знаешь, что тебя ждет с Альбером, но знаешь, от чего бежишь. Скажи откровенно, разве ради этого не стоит немного рискнуть?
– Рисковать в моем возрасте! И потом, помолчи, я не могу сосредоточиться.
– О, пожалуйста, мама! С тех пор как тебе стукнуло сорок, ты допекаешь нас своим возрастом. Заметь, если ты намереваешься сокрушаться по поводу своего возраста еще тридцать лет, твое право, но жизнь, возможно, покажется тебе слишком долгой.
– Ты правда думаешь, что…
– Ты требуешь от меня, чтобы я за тебя решила? Но хочу напомнить тебе, что я твоя дочь.
– Во всяком случае, я не могу рассчитывать на поддержку со стороны других моих дочерей.
Брижитт: Какая тяжелая эта ткань. Подохнуть можно, ворочая ее.
– Помоги, пожалуйста.
– Ты имела в виду свою «бедную маленькую Нану»?
– Не надо насмешничать над сестрой. Ты знаешь, что мне это неприятно. Ей не повезло, у нее не такой сильный характер. Я очень боюсь, что она плохо отнесется к этому. Обещай пока ничего не говорить ей.
– Обещаю, но это смешно.
– Пока еще слишком рано, ведь окончательно ничего не решено. Летисия живет со мной, поэтому она узнала быстро. А Анн так далеко, и у нее столько забот… Натяни ткань, я буду резать.
– Она и здесь постоянно жаловалась.
– Кароль, прошу тебя!
Король:
– Она еще нуждается во мне.
Каролъ: И ты от этого в восторге. Вот что главное. Ты ее опекаешь, хотя она уже давно взрослая. Ты знаешь, скоро Летисия уйдет от тебя и с Нану ты по крайней мере не будешь чувствовать себя никому не нужной.
– Эгоистка, вот кто она.
– А что я сейчас делаю с твоими двадцатью метрами велюра в руках? Я ею занимаюсь, да?
– Не будем валить все в одну кучу. Послушай меня. Твой Альбер мне очень понравился. Приятный, интересный, мягкий, видно, что хватил в жизни, но не ожесточился. К тому же терпеливый, если я правильно поняла, ты его делаешь таким!
– Дурища!
– Трусиха! Не упускай случая. Анн свою жизнь устроила, папа тоже. Летисия и я всегда сами выкрутимся. Думай о себе, только о себе! Я уверена, ты его любишь. Это сразу видно, когда вы вместе. Итак, вперед!
Брижитт: Она просто говорит мне приятное. Говорит то, что я хотела бы услышать. Тридцать лет я все делала для своих дочерей: из дома не выходила, чтобы не прикинуть, в котором часу должна вернуться, чтобы они не нашли дом пустым, разглядывала витрины магазинов, думая, что можно было бы купить для них, размышляя: «Вот это понравится Король, а это скорее для Анн»; я отказалась от покупки для себя зеленого платья, потому что Летисия терпеть не может зеленый цвет, никогда не готовила тандури, потому что она терпеть не может и индийскую кухню тоже… Жертвуя собой, я стала полностью закабаленной. «Займись собой!» – не один год твердила мне Женевьева. Почему только сегодня я захотела этого? Из-за Король? Или просто я уже для этого созрела. Во всяком случае…
– Спасибо, дорогая. Шторы у тебя будут замечательные. Они дались трудновато, но игра стоила свеч.
ПЕРВЫЕ НОЧИ
– У тебя холодные ноги. Хочешь, я принесу тебе чашечку чаю?
– Нет, останься со мной. Нам так хорошо.
Брижитт: Так, так хорошо! Благодарю тебя, мой Альбер.
– Надень ее… она очаровательная, твоя ночная сорочка, но совсем не греет.
Альбер: Она наверняка здорово потратилась, купив эту шелковую штуковину, которая ей совсем не к лицу. Если бы она знала, что я с ума схожу от ее белья, ее косметики, ее покрытых лаком ногтей. Если бы она знала, как я люблю ее обнаженной, без макияжа. Впрочем, почему бы ей этого не знать?
– На этот раз ты сказала Анн?
– Все еще нет.
– Ты не вполне уверена в нас?
– В себе – не вполне.
– Я люблю тебя, ты знаешь.
Брижитт: Я верю ему, но теперь я боюсь, что это кончится. Все кажется таким простым – таким простым и таким дорогим…
– Я так хочу поскорее отправиться с тобой в путешествие. Скорее бы мы уехали вдвоем, забыли бы обо всем, наверстали потерянное время и думали бы только о нас, только о нас!