Первое свидание
Шрифт:
Альбер: Да, смешно! Кажется, нам ничего не светит. Но чем дольше я иду с ней рядом, тем больше хочу ее… Решено, я ее поцелую!
– Нет, Альбер, прошу вас. Не сегодня, не так сразу.
Брижитт: Бедная дуреха! Жеманничаешь, как девственница! Смотри, второго раза может не случиться!
– Извините меня… Я… Вы…
Альбер: Боже, как ты красноречив!
– Дайте мне немного времени…
Брижитт: Вот так со мной всегда и бывает: как в постель, так пас. То же было и с Пьером: я хотела выйти замуж девушкой. Какая глупость! Ведь никто от меня этого не требовал, но я находила это прекрасным. Через тридцать лет я уже не такая. Но это не лучше. А мой отказ, так это просто из чувства стыдливости. Я уверена, Альбер заблуждается. Когда он увидит, какой толстый лот ему выпал, он разочаруется. Представляю его, смущенного и бессильного, перед такой толстухой! Вот будет унижение! И для него, и для меня! А он настаивает на своем!
С ЖЕНЕВЬЕВОЙ
– Ну, изменница, так ты в воскресенье оставляешь меня совсем одну?
– Прошу тебя, Женевьева, не упрекай, у меня свои планы.
– Да нет, я шучу!
Брижитт: Но ведь сказала же, значит, так думает. Неужели, как всегда, никого не найдется, кто бы подбодрил, поздравил меня?
–…Я нахожу, что любовь тебе на пользу. Еще бы он не радовался тебе, твой Альбер. Но волосы твои мне больше нравились черные, а не седые. А в общем, вместе вы прекрасно смотритесь. У него вид очень влюбленный.
Женевьева: Но выглядят они полными дураками. Ах, какая парочка – рука в руке, глаза в глаза… Умилительно до слез. Почему они вызывают у меня такую тоску? Наверное, я ревнива. Эта история для меня большая потеря. Никогда я ее больше не увижу, свою подругу.
– Альбер нашел тебя очень симпатичной, хотя ты в тот вечер проявила себе необычайно сдержанной.
Брижитт: Сдержанной! Слишком мягко сказано! Да она явно раздражена…
– …Он надеется, что в следующий раз мы сможем поужинать с его братом Марком, он тоже страстный любитель танго.
– Ха-ха! Сводники! Проклятая Брижитт, это проявляются твои скаутские привычки.
Брижитт: Милая Женевьева, твое одиночество делает тебя желчной. Я же прощаю тебе все. Наверное, я никогда не была с тобой более мила, чем в то время, когда вовсю старалась сохранить видимость, будто все по-прежнему.
– Женевьева, я не стремлюсь обратить тебя в свою веру, но скажи: неужели тебе не хочется тоже что-то изменить
– Ну так вот, ни капельки! У меня есть мои коллеги, мои племянники и племянницы, то тут, то там два-три любовника, есть подруга и еще партнеры по танго. Все замечательно. И я в твоей помощи не нуждаюсь.
Женевьева: Она действует мне на нервы. Скоро до слез доведет. До Альбера для нее существовала только ее маленькая Нану, она с языка у нее не сходила, ей ничего не хотелось, что бы я ни предложила, кроме покупок и оперетты. Сколько мне пришлось выслушать этой музыкальной патоки, лишь бы доставить удовольствие! Она мечтала заполучить кого-нибудь пожилого. А я – вовсе нет. Вот дружок время от времени, это по мне. Но чтоб постоянно торчал рядом, вот уж нет! Правда, в последние годы дружки появляются не так уж часто…
– Ты встречаешься со своим иранцем?
– Он уехал на родину. Вернется только в конце июня. Жаль. Он настоящая находка. А у тебя с Альбером в этом все хорошо?
Женевьева: О, моя Брижитт! Покраснела, словно невинная девушка!
– Все очень хорошо, спасибо.
– Хороший любовник – это очень важно, даже в нашем возрасте.
Брижитт: Как мне выпутаться из этого?
– Разумеется, но не это главное.
Женевьева: Невероятно! Это тянется уже пять недель, а она еще не решилась! Похоже, поймала не слишком свежую рыбку! Ее можно понять.
– Не расскажешь мне?..
– Нет, не расскажу. Точно. Пожалуйста, поговорим о чем-нибудь другом! Я не могу с легкостью говорить о своей интимной жизни, как читательницы журнала «Она».
– Правда, мы никогда об этом не говорили. Брижитт, а ты вышла замуж девственницей?
– Да, почти. Пьер лишил меня девственности за несколько дней до свадьбы.
– Приятно вспомнить?
– Женевьева!
– А что такого? Да полно тебе, мы же не в девятнадцатом веке! Ты никого не знала до Пьера?
– Что ты хочешь, я по природе человек верный!
– А теперь ты боишься.
– Ужасно!
– Почему? Там не заржавело, ты же знаешь.
– Женевьева!
– И потом, некоторая невинность даже через пятьдесят лет не лишена шарма.
– Я стала такая безобразная. Уже давно не могу видеть себя в зеркале.
Женевьева: Надо признать, ты запустила себя в последние годы. Настоящая Мама.
– Но лицо-то свое ты все же можешь видеть?
– Не намного приятнее. Морщина просто бросается в глаза, и это не жировая складочка.
– Ты уже побывала в турецкой бане?
– Думаешь, надо?
– Сводить тебя?
– Нет.
– Почему – «нет»? Ты не хочешь, чтобы я видела тебя голой?
– Да.
– Ты дура!
– Согласна.
– Ну ладно, обернешься полотенцем.
– Ты мне надоела.
– В понедельник, в десять часов?
– Нет.
– Договорились.