Первозимок
Шрифт:
– Вот именно!
– сказал Федька Нос.
– Будем партизанить! Но только сначала нам надо хоть ненадолго устроиться где-то. Хоть на сегодня, на ночь... Обдумать все наперед. Потом двинем к лесу!
– Федя...
– негромко вмешался Димка.
– Айда на пасеку?
Его предложение прозвучало так буднично, так привычно, что все невольно заулыбались в ответ, как будто не было у них тревожного рассвета позади, не было канонады, не было зарева над лесом и этого терпкого запаха гари, что доносился к ним от деревни.
Ведь так и бывало раньше: когда
– Значит, на пасеку!
– обрадовался вместе со всем Федька Нос.
Когда вместе с Виталькой перекусили, чем пришлось, и остальные, тронулись в путь.
– Деревню будем обходить стороной, возле опушки!
– распорядился Федька Нос.
– Чтобы нас не было видно, а нам - все, и как можно дальше. Так всегда делают разведчики.
Возражений против этого не было.
Опять вошли в лес и далеко стороной от деревни, в обход поля, двинулись по направлению к пасеке.
Заметно оживились все. А колготной Витька прямо-таки не мог идти спокойно и то забирался в бурьян, то обследовал случайный боярышник, все время забегая вперед. Его крик и остановил всех:
– Рожь, ребята! Смотрите, рожь!
За деревьями, в двухстах метрах от опушки, виднелся давно-предавно знакомый всем ток. В уборочную здесь побывал и поработал почти каждый.
Удивило то, что посреди тока возвышался огромный, невывезенный и неприбранный бурт ржи.
– Ты смотри-ка... Совсем нетронута...
– пробормотал Димка, когда ребята переступили утрамбованную кромку колхозного тока, и показал Федьке Носу в правый конец бурта: - Вон там я ссыпал!
– А я там лопатил...
– невесело отозвался Федька Нос.
– И я тогда был тут!
– вмешался горнист Алешка.
– Когда дождь ливанул, помнишь, бурт брезентом накрывали?!
– Еще бы не помнить!
– соврал Федька Нос.
А малыши, во главе с Митрошей и Виталькой, уже пересыпали в горстях литое, звонкое даже на вид зерно.
– Как это немцы не заметили?
– удивился Димка.
– Тут дважды два сжечь! Может, для себя приберегли?
– Нет, вряд ли...
– возразил Федька Нос.
– Просто не заметили...
– Раздумывая, он уловил какую-то важную для него мысль и обрадовался: - Насчет зерна - это мы еще решим! Э-эй! Оставить пока зерно! Двигаем дальше. Надо сначала определиться.
На подходе к пасеке все, как по уговору, умолкли и шли, стараясь не ломать ветвей, не шелестеть без толку. Потом надолго затаились в кустах. Присматривались, прислушивались.
Никого. Лишь еле улавливаемое гудение пчел свидетельствовало, что они у цели.
Подошли к тыльной стороне куреня. Это было их самое заветное местечко... Опять с минуту вслушивались. А когда выглянули из кустов - обомлели.
По всей территории пасеки зияли воронки. Два-три десятка опрокинутых и разбитых ульев. Черные пятна обожженной земли...
Пчелы, взбудораженные погромом и резкими, непривычными запахами, гудели возле
Но самое страшное ждало мальчишек впереди. Предчувствуя недоброе, они заглянули в курень. Деда Филиппа не было, хотя все лежало и висело на своих местах, как они привыкли видеть: посуда, одежда, инструменту Громко, несколько раз окликнули старика.
Тихо.
Вдруг со стороны дальних ульев послышался испуганный возглас Митроши. И тут же, белый как полотно, выскочил на поляну перед куренем он сам.
– Там...
– показал дрожащей рукой на край пасеки, - дедушка...
– А ну, чтобы больше никому не отходить!
– неожиданно зло прикрикнул Федька Нос. Никогда он так грубо не кричал на пацанов. Совсем не кричал.
– Еще кто отойдет без спроса - уматывай, двигай как хочешь без нас!
– Показал на курень.
– Ждать всем здесь. Димка, Витек, со мной!
Тело деда Филиппа, приваленное двумя колодами, лежало под липами, на краю пасечной поляны.
Никого не было у деда, кроме пчел. И погиб он, когда хотел спасти их.
– Давайте...
– показал головой Федька Нос, - освободим...
Старшие втроем отвалили колоды и перенесли тело чуть в сторону от ульев, под единственный в окрестностях дуб, посаженный и выхоженный дедом Филиппом.
– Тут и похороним...
– сказал Федька Нос. А когда возвратились в курень, распорядился:
– Димка, ты со своей гвардией...
– Спохватился: - Надо хоть посчитать нас!
– И ткнул пальцем поочередно в. каждую голову.
– Пятнадцать у тебя! Оденьте сетки. Покусают - злые пчелы. И сколько там осталось неразбитых ульев - перенесите на полянку.
– Показал: - Вон там, знаете, маленькая поляна, где рябина. Их не так заметно будет. А мы с Витькой... Надо хоть одеяло какое... Возьмем лопаты и займемся там, у дуба...
Димка - понял его, кивнул.
А Виталька неожиданно опять всхлипнул.
– И что им, - он поглядел в небо, - пчелы помешали? Дедушка Филя помешал?
– Не пчелы!
– возразил Алешка-горнист.
– Это он подумал сверху, что домики! Деревня, думал!
Спорить с Алешкой не стали. Приняли его предположение, чтобы хоть как-то объяснить бессмысленный - по всем человеческим законам бессмысленный - разбой гитлеровцев.
– Воронки, где можно, присыпьте, - продолжал командовать Федька Нос.
– Тут мы и обоснуемся пока. Курень исправный, крыша крепкая, кровать одна есть, стол, табуретки, даже берданка. Чем не оружие?
– Мух пугать?
– не удержался Витька. Все давно и хорошо знали, что у деда Филиппа нет ни одного патрона к берданке.
– Все!
– заключил Федька Нос.
– Давайте за дело.
Димкина гвардия кинулась разбирать сетки, у деда их было пять штук, а Федька Нос и Витька подыскали в закутке куреня лопаты, кирку, старенькое одеяло и, опустив головы, пошли к иссеченному осколками дубу. Удержал Митроша.
– А вы дедушку Филиппа закапывать?..
– дрожащим голосом спросил он. И добавил: - Его надо на кладбище...