Первые шаги
Шрифт:
— У нас проблема, — сказал один из защитников, изучая что-то на экране.
— Неужели не написано, куда подключать? — второй оторвался пульта, подошёл и заглянул через плечо первому, после чего согласно повел рукой. — Да, ты прав, это гораздо хуже. Что думаешь?
— Позвоню специалисту, посоветуюсь, — с этими словами первый вышел из комнаты.
Любопытствуя, я поднялась и приблизилась. Защитник всё ещё просматривал на компьютере данные из моей медицинской карты, которые, несмотря на все попытки, мне самой так и не удалось расшифровать. Интересно, что ему не понравилось?
— Что именно не так, как должно быть?
— Ты знала, что тебе противопоказано стирание памяти? — спросил оставшийся защитник.
—
— Эта аналогичная технология, на том же принципе, — вздохнул мужчина.
— И что теперь будет? — В прошлый раз, когда стоял выбор между моей жизнью и материальным обогащением, белоруны выбрали первое. Может, и сейчас будет то же самое?
— Самым простым решением было бы поместить тебя в спецучреждение, но, согласно закону, ты пока не совершила ничего, что позволило бы сделать это без твоего согласия. Однако если хочешь... — защитник сделал паузу, но не успела я открыть рот, как он продолжил. — Нет, не отвечай сейчас. Как законопослушный гражданин, ты имеешь право принимать такие решения не под воздействием поля.
Я удивлённо кивнула и хотела кое-что уточнить, но в это время вернулся второй белорун.
— И? — мужчины посмотрели друг на друга, а потом на меня и снова друг на друга. Первый повел рукой в жесте согласия, судя по всему, ставя точку в этом безмолвном разговоре.
— По медицинским показаниям тебе запрещено стирание памяти, поэтому надо искать другое решение проблемы. Поскольку ситуация нестандартная, мы предлагаем тебе поучаствовать в её обсуждении. Ты сейчас способна к адекватному разговору не под действием поля?
Подумав, я отрицательно помотала головой.
— Нет. Мне нужно некоторое время для того, чтобы переварить случившееся и успокоиться. И ещё желательно знать, какие ограничения на меня теперь наложены, или хотя бы: угрожает ли что-то моей жизни, свободе, здоровью и памяти.
— Ты в безопасности до тех пор, пока соблюдаешь законы. Хотя возможны некоторые ограничения свободы.
— Понятно. Запрет на выезд из страны и раскрытие полученных сведений? — предположила я.
— Только второе. И то не в полной мере. Сколько времени тебе понадобится, чтобы успокоиться, и нужно ли для этого поле?
— Нет. Правильнее будет, если я переживу случившееся не под его воздействием, — с сожалением отказалась я. — Не знаю, сколько. Может — несколько часов, может — сутки.
— Хочешь остаться здесь или провести это время дома?
— Дома, — без колебаний выбрала я.
— Хорошо, — сделал одобрительный жест белорун. — Не спеши, трать столько времени, сколько понадобится — от работы мы тебя освободим.
Один из защитников проводил меня до квартиры, после чего оставил одну и без влияния поля покоя. Минут пять потребовалось, чтобы вернуться в нормальное состояние, если так можно назвать страх и обиду. Мне только что чуть не стёрли память. Некол и другие белоруны, которых я считала если не друзьями, то хотя бы приятелями, общались со мной только для того, чтобы проявить «высокие духовные качества», все пути развития и саморазвития закрыты... По сути, я не умею ничего, что пригодилось бы в этом мире и особенно — в других странах. В чём-то белоруны правы: стоит ли трепыхаться, если результата не видно? Стоят ли такие сомнительные знания понимания, что ты одинок? Вон, знакомый моллюск счастлив, и не факт, что не после стирания памяти. Страшно осознавать, что ты никому не нужен и, вероятнее всего, так останется навсегда.
Решив не сдерживать себя, я выплеснула весь негатив наружу: на ни в чём не повинную постель и подголовный валик и, вообще, всю квартиру. Всегда становится легче, если не приходится сдерживаться и загонять эмоции внутрь.
Выплакавшись, успокоилась и смогла рационально оценить происходящее. На самом деле, если попробовать
— Я уже могу говорить. Куда идти? — сказала потолку. Он не отреагировал, и я села ждать. Пять минут, десять, час — ничего не менялось. Либо действительно не следят, либо хорошо скрываются и ждут от меня каких-то действий. Первым порывом возникло желание прямо сейчас отправиться к защитникам, но, не успев выйти из квартиры, передумала. Важно понять, насколько правдивы их слова о моей безопасности. Полной гарантии, разумеется, получить не удастся, но хоть немного укрепиться во мнении хочется. Поколебавшись (появляться в спортзале после того, что узнала, желания не возникало), я отправилась на прогулку. В ней ведь нет ничего запрещённого?
Прогулка затянулась: только добравшись до соседнего дома-деревни и обогнув его, я пошла обратно. Нет сомнений, что при желании защитники легко смогут узнать моё месторасположение, как сделали это в аэропорту, но всё равно, даже иллюзия свободы сильно подняла настроение. По крайней мере навалившееся отчаянье понемногу отступало. Если бы хотели изолировать, это бы наверняка уже проделали. А теперь почему бы и не поговорить?
Защитников на месте не оказалось, пришлось созваниваться и договариваться о встрече. Посмеявшись над переоценкой собственной важности (почему-то до этого момента сохранялась уверенность, что они меня ждут), перекусила и, немного отдохнув, направилась в кабинет местных органов правопорядка.
— Итак, ты подумала? Есть предложения? — сразу перешли они к делу.
— Да, есть, — решительно кивнула я. — Когда я определяла жизненные коды, врач сказал, что зона, в которой расположен Белокерман, для меня не подходит. Если вас устроит мой отъезд из этой страны, то для меня это был бы лучший выход.
— Вполне устроит, — согласно повел рукой защитник. — Но мы не станем тебя торопить, можешь потратить на подготовку столько времени, сколько необходимо.
— Ну, в идеале, я бы хотела сначала выехать ненадолго, чтобы осмотреться, потом вернуться, закончить подготовку и покинуть Белокерман окончательно, — призналась я. — А ещё мне важно знать, какие конкретно правила и ограничения надо соблюдать.
— Не говорить другим бывшим рендерам, что ты знаешь о нашей системе образования.
— То есть, вы имеете в виду, другим неполноценным гражданам? — уточнила я.
Белоруны переглянулись.
— Откуда... И о их неполноценности тоже им не сообщать.
Я задумчиво прикусила губу. Похоже местные власти за мной не следили, а знали только то, о чём доложил тот, проверяющий паспорт на входе в детский район, человек. Но уже поздно жалеть о своём длинном языке: теперь защитники наверняка разузнают о всех моих похождениях. Так что лучше попытаться поговорить откровенно, как я люблю, тем более, что пока причин впадать в панику нет.