Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани)
Шрифт:
А Тимашевское дело, о котором вообще никогда и нигде не писалось, не упоминалось? В Тимашевске работала хорошо организованная мафия, возглавляли её начальник милиции, главврач, председатель Тимашевского потребсоюза. Эти люди практически управляли районом. Райком числился чисто формально, как и райисполком. Практически такую же картину мы увидели и в городе Краснодаре, в Мостовском районе, в меньшей мере в Анапе…
— А в Новороссийске?
— Вы знаете, в Новороссийске мы не обнаружили ничего такого, что бы привлекло наше внимание. Были, я слышал, негативные тенденции, например, «рыбное дело». Правоохранительные органы, горком работали по этим
— Какова была роль Медунова? До какой степени он был информирован обо всем происходящем?
— В последние годы я всем доказывал очевидную вещь. Если бы Медунов совершил хоть малейшее преступление, он непременно был бы в тюрьме. Вокруг него очень много и пристально ходили, смотрели, какова его роль в том, что происходило.
Мне кажется, это был человек, лишенный таких качеств, как стяжательство. Это был курортный секретарь, который мог шикарно принимать гостей, рассказывать веселые истории, хорошие анекдоты, умел встретить и проводить.
Это была его профессия. 12 лет он пробыл секретарем в Ялте, 12 — в Сочи, а потом семь лет был первым секретарем Краснодарского крайкома партии. Единственной его слабостью — если это можно назвать слабостью — было неразборчивое отношение к подбору людей, с которыми он работал. Его окружали люди, которые использовали эту его слабость. Они информировали его так, как считали нужным, пели ему дифирамбы по поводу и без повода, убеждали, что все у нас хорошо и ничего плохого быть не может.
Эта его близорукость, самоуверенность привели к тому, что в крайком партии проникли законченные негодяи, были они и в крайисполкоме, и практически во всех районах Краснодарского края.
Хотя, точнее, не во всех. В Ленинградском, Новокубанском, Славянском, Абинском районах секретарями райкомов работали очень порядочные люди, они ничего подобного не допускали. Да! Вот и о Новороссийске мы с вами говорили. Но во многих районах клановые группы свили себе гнезда и нанесли огромный ущерб партии, строю нашему, всему тому доброму, что делалось до того на Кубани. И это ему может быть вменено в вину. И за это он должен был понести ответственность. И понес. Его исключили из партии, публично, всенародно, вывели из состава ЦК.
А в уголовном плане ему претензий предъявить никаких не могли. Человек это незаурядный, волевой, обладал хорошими организаторскими способностями. И мог сделать для Кубани много хорошего, но это хорошее превратилось в свою противоположность. Та система, в которой он находился, искорежила, деформировала его самого, его судьбу и краевую партийную организацию. Ведь он военный летчик, учитель, причем, учитель начальных классов, доброе было заложено в нем и по профессии, и по самой природе, человек он очень отзывчивый, контактный, мобильный такой, хозяин хороший.
Нужно было что-то делать, чтобы убрать эту раковую опухоль. Именно поэтому перестройку на Кубани восприняли с таким энтузиазмом, как раз тогда, когда я был первым секретарем у вас. Ни у кого не
— И еще один вопрос, без которого никак нельзя. Сейчас говорят об ответственности партии перед народом, идет суд над ней. Вы видите вину партии или считаете её специально придуманной?
— Я думаю, что это чистейшая политика и ничто другое, сведение политических счетов с совершенно определенной целью. Надо развенчать ту систему, в которой мы с вами жили и которая была у нас с 17–го года. Очернить её проще всего недостойными приемами, отрицанием, клеветой, что и делается сейчас. Партия не может юридически отвечать за какие-то преступления, потому что это 17–18–миллионная армия людей, которые абсолютно честно трудились и верили в идеалы партии. Уже только поэтому никакого суда не может быть, это чистейшей воды политическая провокация с целью шантажа политических партий, которые нарождаются сейчас. И еще, я повторяю: с целью расправы с прежней нашей системой, что была уникальна и перспективна.
Недавно мне позвонил бывший коллега и говорит: надо помочь одному нашему товарищу. У него с сердцем плохо, положили в больницу и попросили 46 тысяч рублей за операцию. А у него ничего нет. Вот такой выбор без выбора: только на тот свет. Все это не укладывается в сознании нашего человека. Российская компартия предупреждала обо всем. Но народ оказался на волне всеобщего отрицания, разрушительства.
Явление партократии было всегда и всегда останется. Василий Николаевич Дьяконов вышел из партии, как только почувствовал: их взяла. Теперь он при случае и без случая бьет себя в грудь, что он демократ. А на деле он — бывший партократ, комсомольский работник, он оттуда. Трагедия нашей партии, которая породила вот таких политических перевертышей, в этом. Вы посмотрите биографии наших нынешних лидеров. Они-то ведь в партию вступали по конъюнктурным соображениям. Жизненный путь у всех приблизительно одинаковый. Например, у Михаила Сергеевича Горбачева стаж трудовой после университета — 10 дней. Очень показательно! Вуз, потом комсомол — и пошли по ступенькам. Они не знают жизни. И это их трагедия, наша общая трагедия. Они нигде не успели оставить свой след, не успели повариться в трудовом котле. Жертвы пороков нашей системы. Ведь кадровая политика не самая лучшая была.
Однако так называемого застоя я не вижу. Застоя не было, это миф, придуманный демагогами, клеветниками.
— А что же было?
— Была нормальная работа. Чтобы понять, какой в этот период был «застой», достаточно взять статистические данные по той же Кубани. За пять лет в сельском хозяйстве приросты производства были на уровне 30 процентов. Ска жите, это застой? То же самое но Ростовской области, по Ставропольскому краю, Воронежской, Белгородской областям. Это те районы, которые я хорошо знаю.
Вы молодые, вам легче отрицать, а мне легче утверждать.
Да, мы многое делали не так, поэтому я и за перестройку выступил, но динамика в целом была положительной. Застой, как способ все отрицать, чтобы лишить нас самобытности, своего, особенного. Урхо Калево Кеккенен, мудрый человек, когда его лет двадцать назад обвиняли в терпимости к коммунизму, сказал: «У большого медведя под боком шалить нужно осторожно».
Этот «большой медведь» всегда мешал всем. И Никсон, и де Голь в свое время говорили: вас слишком много. А Советский Союз начал набирать мощные обороты.