Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани)
Шрифт:
Многие на Кубани не понимали, почему столь острый умом Д. С. Полянский предпочел, выбирая себе преемника, яркому, коммуникабельному и пользующемуся популярностью в крае Б. Ф. Петухову весьма невыразительного Д. М. Матюшкина. С Борисом Федоровичем последний раз я виделся в Кирове, когда наш земляк занимал там пост 1–го секретаря обкома КПСС. Я приехал на вятскую землю в составе группы поэтов и прозаиков, пишущих для молодежи. Наши небольшие, в 5–6 человек, бригады направлял в различные регионы страны ЦК ВЛКСМ. И моих товарищей по той поездке, таких как Владимир Порудоминский, Владимир Костров, Олег Дмитриев, приятно поразило то, что, узнав об участии в бригаде кубанца, он тут же принял нас, вспоминая Кубань, краснодарских литераторов, вообще многих своих земляков…
Судьба не сводила меня ни с В. И. Воротниковым, ни с Г. П. Разумовским, ни с А. В. Масловым, возглавлявшими край в последние перед крушением партии годы.
А вот
Когда же в 1962–1964 годах баламутный М. С. Хрущев раз делил партию на сельскую и промышленную, то с руководством промышленного крайкома КПСС у моих друзей и у меня сложились не просто враждебные, а непримиримо враждебные отношения. Дело дошло до того, что на подошедшем по уставу отчетно — выборном писательском собрании все до одного ставленники крайкома были при тайном голосовании забаллотированы, а бюро организации выбрано в составе всего трех человек, до единого крайком абсолютно не устраивающих: В. Бакалдин, В. Логинов и Г. Садовников. Самое нелепое и непонятное для меня заключалось в том, что 1–м секретарем промышленного крайкома был добрый мой знакомый и уважаемый мною человек, краснодарец и ровесник Александр Иванович Качанов. Может быть, ему я обязан тем, что секретарю крайкома по идеологии Георгию Ивановичу Кинелеву не удалось добиться моего исключения из партии за недостаточную партийность моего руководства писательской организацией, хотя я через три месяца после скандальных выборов вместе со своими товарищами подал в отставку. Это случилось в мае 1963 года. А в октябре 1964 года я из Тамани, с лермонтовского праздника в одной машине с Георгием Ивановичем Кинелевым летел в Краснодар на объединенный пленум двух крайкомов, посвященный уходу с поста М. С. Хрущева. В декабре того же года заведующий отделом уже одного крайкома КПСС Г. И. Кинелев готовил бумаги на бюро утвердить мое новое избрание руководителем писательской организации. Вопросов о выговоре не было, благо «строгач» мне вынесен был без занесения в учетную карточку. Таковы гримасы судьбы, и они неизбежны во все времена, во все эпохи…
Самым же ярким в памяти за этот период явилось пребывание в Краснодаре выдающегося государственного деятеля и обаятельного, удивительной культуры и обширнейших познаний человека — Николая Константиновича Байбакова. Снятый за самостоятельность мышления, за принципиальность с высокого и ответственного поста председателя Госплана РСФСР, будущий председатель Госплана СССР и правая рука Николая Алексеевича Косыгина, он, несмотря на свою опалу, пользовался непререкаемым авторитетом и в крае, и в столице, и по всей стране, особенно у нефтяников и газовиков, коих много лет курировал. Он тесно и дружески общался с такими моими друзьями, как Владимир Алексеевич Монастырев, Григорий Анисимович Федосеев, Вячеслав Иванович Пальман, Анатолий Дмитриевич Знаменский. Наши поездки с ним по краю представляли исключительный интерес.
Он не позировал, не рисовался, он просто работал: вникал в дела, делал замечания, советовал, не повышая голоса, разносил, если кто-то этого заслуживал. На таких руководителях и во время войны, и после нее держалась наша держава. Я в этом глубоко убежден.
Знаменательной личностью явил себя и Григорий Сергеевич Золотухин. Впервые я увидел его 12 января 1966 года. Почему такая точность? Просто в этот день торжественно и многолюдно отмечалось восьмидесятилетие Василия Степановича Пустовойта. А незадолго до этого уже стало известно, что Г. И. Воробьев уезжает из края и что на место первого секретаря крайкома претендуют Иван Ефимович Рязанов, тогдашний председатель крайисполкома, и Александр Иванович Качанов, после изгнания М. С. Хрущева и слияния парторганизаций в одно целое ставший вторым секретарем крайкома. И вдруг, как гром среди ясного неба, в торжественном президиуме рядом с Г. И. Воробьевым — новый глава края, «переброшенный» к нам из Тамбова, суровый человек с изуродованной шрамом челюстью, Григорий Сергеевич Золотухин.
На банкете в большом зале ресторана, что на углу улиц Красной и Гоголя, я сидел за столом близко от всех четверых названных мной партийных лидеров и невольно наблюдал за ними. Георгий Иванович Воробьев чувствовал себя уверенно и вел себя соответственно как гостеприимный хозяин и тамада на великом праздничном застолье, всячески чествуя действительного члена Академии наук СССР и дважды Героя Социалистического Труда Василия Степановича Пустовойта. Видимо, Г. И.Воробьев уже знал, что через какое-то время он получит пост министра
В чистом поле шорохи Не слышны почти.
Шепчутся подсолнухи В голубой ночи.
Только мне все кажется:
Нет хороших слов.
Запросто не скажется,
Что пришла любовь.
К нашему с Женей Алабиным счастью песенка очень понравилась юбиляру и, как потом оказалось, запомнилась и Г. С. Золотухину. Ибо однажды во время своей концертной поездки с филармонической бригадой я был срочно вызван в Краснодар с Черноморского побережья и получил почетное партийное задание встретиться с приглашенным на Кубань композитором Григорием Федоровичем Пономаренко, показать ему наши края, наладить человеческие и творческие контакты с ним и склонить его к решению переехать из Волгограда в Краснодар. Григорий приехал к нам как личный гость Г. С. Золотухина, а мне было доверено представлять лично первого секретаря и гостеприимно, «по — кубански» встретить композитора, пользуясь помощью энергичного молодого работника Михаила Николаевича Михайлова, нынешнего директора госцирка. Миссия наша оказалась и лично, и творчески плодотворной, и не один я сегодня благодарен Григорию Сергеевичу Золотухину за эту его инициативу: за то, что любимейший композитор стал нашим земляком, чем теперь мы так гордимся.
Повторяю, что мое отношение к героям книги В. Н. Салошенко сугубо личностное, и я стараюсь не выходить за рамки собственных впечатлений. Скажу лишь, что наиболее горькая участь выпала на долю Ивана Кузьмича Полозкова и Сергея Федоровича Медунова, ибо и тот, и другой пережили величайшую для себя катастрофу — крушение партии и страны.
Иван Кузьмич Полозков вызывал и сейчас вызывает самое глубокое мое уважение. Вокруг его имени много всего наносного, столь характерного для «перестроечной» пропаганды, тем более, что волею событий он на какое-то короткое время оказался лидером всех российских коммунистов. И не в его силах, и не в силах кого-либо другого было переломить ход тщательно спланированного, щедро финансируемого, подготовленного с хрущевских времен идейного и морального разложения и вражеского наступления на партию, на социалистический строй и советскую власть. Но я убеж-
ден, что и сегодня, живя в Москве и, как мне известно, прибаливая, Иван Кузьмич Полозков, безукоризненно честный и принципиальный человек (все «демократические» копания в его жизни не дали порочащих фактов), имеет право не терзаться своей совестью столь мучительно, как, вероятно, терзался ею Сергей Федорович Медунов. Человек крупномасштабный, великолепный организатор, добившийся высших достижений в хозяйственной жизни края, Сергей Федорович оказался еще большей жертвой обстоятельств, нежели кто другой. Коррупция, карьеризм, очковтирательство, все то, что потом враждебные силы окрестят отнюдь не гладким, а горьким словцом «медуновщина», имели место, и от этого никуда не деться. Я не раз общался с Сергеем Федоровичем, но отношения наши были сугубо деловые, и взаимное непонимание и отчуждение существовали между нами еще с той поры, когда он был первым секретарем Сочинского горкома. Трудно объяснить, почему так получилось. И не об этом речь. Я помню главное.
…Лесополоса. Проселок. С одной стороны поля Краснодарского края. С другой — Ставрополья, в бытность хозяйствования там «самого» М. С.Горбачева. Как будто это поля разных континентов. Ухоженность, какая-то особая кубанская выхоленность краснодарских полей «высокой культуры земледелия» и, увы, нечто совсем противоположное у наших соседей. Я жил с С. Ф. Медуновым в течение ряда лет по соседству, мой старший сын был в добрых отношениях с его сыном, я знаю, что никто и никогда из живущих рядом не мог упрекнуть Сергея Федоровича в том, что именовалось у нас «личной нескромностью»: ни хором, ни оглушительных, на всю округу, приемов… И я рад тому, что в последние годы жизни осиротевшего, опального, гонимого, преданного и оклеветанного бывшими его подхалимами человека, у нас с ним установилась связь, что по телефону изредка общался с ним, и этому во многом способствовала газета «Вольная Кубань», сохранившая в лице своего редактора Виктора Александровича Ламейкина да и всего коллектива, уважительное и внимательное отношение, не в пример другим краевым СМИ, к этому поверженному очень большому и сильному человеку…