Первым делом самолёты
Шрифт:
Физрук тяжело сглотнул.
– Эти случаи вырваны из контекста, чтобы представить все в неправильном свете. Единственное, что я могу сказать – для меня все курсанты равны, особого отношения я не проявлял. Записи искажают реальность.
– Вы тоже так считаете, курсант Ветрова? – Взгляд Тимура Рустамовича упал на Юльку, которая за последние минуты перешла от мелкой дрожи к абсолютному спокойствию. Первый шок прошел, пора встречать реальность. Потому что за Юлю этого никто не сделает.
– Я не видела записи, – ответила она.
–
– И даже не снимала.
– Тогда спрошу напрямик, – он посмотрел на экран телефона и процитировал: – «Девушка подвергается систематическим издевательствам и унижениям, и все с попустительства администрации университета». Это правда? Вам действительно настолько сложно у нас учиться?
– Неправда.
– А это, между прочим, заголовок целой статьи.
– Это неправда, – упрямо повторила Юля. – Статью я тоже не писала.
– С вами все ясно, – кивнул Тимур Рустамович и вновь вернулся к подчиненному: – А вы, Антон Викторович, объясните, как можно вырвать из контекста фразы вроде «бешеный ПМС», «опять месячные» и «бегаешь хуже обезглавленной курицы». И я правильно понял: вы обращаетесь так со всеми курсантами без исключения, и только на видео нам попались случаи с Ветровой?
Физрук промолчал, и лишь алые уши выдавали его состояние.
– Полагаю, мы все прояснили. Вы можете идти, Антон Викторович, – все с тем же олимпийским спокойствием выдал Тимур Рустамович. – Мы пообщаемся с вами позже, но я полагаю, вам понятно, что это будет за разговор. А пока свободны. У вас по расписанию группа, займитесь ею.
Хлопнула дверь, Ветрова осталась перед начальством одна.
Ее и без того шаткое положение в очередной раз пошатнулось. Она стояла и смотрела на всех этих начальников и умирала в душе. Она боялась до чертиков, потому что… потому что из тех жалких девичьих единиц, что умудрялись поступить или перевестись на пилотов, до конца доучивались… да почти никто!
И Юлю кто только не предупреждал… что будет так.
Всегда сложно, всегда с борьбой и диким стрессом. Постоянно. Без исключений. Каждый день. И она думала, что справится со всем, всегда же справлялась… но как страшно! Ее прямо сейчас могут выставить прочь просто из-за глупого скандала с физруком. И конец большой мечте.
– Юлия, вы должны были прийти ко мне и все рассказать. Тем более, судя по всему, недостатка в свидетелях у вас не было, – тон Тимура Рустамовича немного смягчился. Наверное, он опасался, что она тут хлопнется в обморок, а то и помрет от разрыва сердца. – Почему вы терпели и довели до крайности?
– Я… справлялась.
– Ни один преподаватель не может общаться так с вами. Вы это понимаете?
Она кивнула.
– Вы терпели по каким-то своим причинам, но теперь мы вынуждены из-за этого разгребать скандал и доказывать, что у нас тут не ненавидят девушек. Вы должны были сообщить до того, как кто-то слил в сеть эти видео.
Еще один кивок.
–
Юля общалась с ректором, когда переводилась, и тогда… тогда она клятвенно пообещала, что не доставит ему проблем. Ни единой проблемы. Что ректор о ней даже не услышит, не вспомнит о ее существовании до самого выпуска. И только после этого он подписал приказ о переводе.
– Ни единого.
– А если подумать?
– Полагаю, это был кто-то из группы, – выдала она очевидность.
– Фамилию не назовете?
– Извините, но я не знаю.
– Может, у вас есть подозрения?
– Нет, – прошептала она, краснея все больше. Ректор смотрел на нее так, что хотелось исчезнуть, обратиться в пыль. Да и остальные… никто ей не верил. Конечно, все прекрасно понимали: она знает или догадывается. И даже расскажет, если пригрозить как следует.
Но грозить ей не стали.
Пока.
Задали еще с десяток вопросов про случившееся, про Антона Викторовича и его обращение с курсантами. Затем заставили подписать заявление о систематических нарушениях и требовании разбирательства. Дату проставили двухнедельной давности. Якобы она пожаловалась до слива видео, а администрация все это время вела расследование и «держала руку на пульсе». Все это походило на попытку помахать кулаками после драки, но это не ее дело. Юле еще пятьдесят раз напомнили, что в случившемся она виновата сама, поскольку не пожаловалась, и отпустили с миром.
Она вышла в коридор, свернула за угол и бессильно прижалась к прохладной стене.
Ее трясло от пережитых эмоций.
Глава 7
Первым делом чувство вины
Она так и стояла в закутке неподалеку от спортзала, собираясь с мыслями. Возвращаться на физику до звонка все равно нет смысла. Она уже пропустила большую часть лекции, а остальное вряд ли способна воспринять. Кто там обычно записывает лекции? Славик Евсеев, у него и почерк приличный, можно будет нафоткать материал и переписать все дома.
Дверь спортзала вдруг открылась, оттуда вывернул кто-то.
Но не прошел мимо, как Юля надеялась, а остановился, вглядываясь в тупик и стоящую в тени девушку. Она бросила в коридор гневный взгляд, как бы говоря: «Иди куда шел!» Но эффект получился обратным. Парень свернул в ее сторону, и вскоре выяснилась причина – то был назойливый первокурсник. Руслан, кажется… В этот раз не в грузном бушлате и даже не в плохо сидящей форме, а в шортах и футболке. С влажными от пота светлыми волосами и раскрасневшимися после физры щеками.