Первый кадр 1977
Шрифт:
Вообще любовь к выпивке, которая неведомым образом передалась мне из старого тела в новое, скорее всего носит характер — психологической травмы, или даже возможно привычки выработанной годами. Дело в том, что я музыкант, а музыкантам, как правило, свойственно проводить концерты и гастролировать. Пока едешь в поезде бухаешь. При приезде в гостиницу бухаешь. В ресторане/кафе бухаешь. С утра проснулся едешь на «саунд чек», попиваешь пиво, то есть в лёгкую бухаешь, конечно если это музыкант ответственный, а если нет, то сами знаете, что… Во время концерта бухаешь. После концерта в гримёрке естественно тоже бухаешь. Вечером/ночью
«Нет, надо с этим делом завязывать, — думал я, вылезая из светло жёлтого москвичёнка. — Может действительно прекратить петь?»
— О, Саша приехал, — обрадовано сказала Юля и полезла обниматься.
— Всем привет, — поздоровался я со стоящими у входа в гостиницу актёрами и музыкантами, которые ожидали прибытия Икаруса.
— Где ты ходишь? Уже пять, — сказал Армен подойдя ко мне.
— Без десяти пять, — поправил я его и показал свои наручные часы. — Так, что я ещё и ополоснуться успею. Сейчас только у Севы ключ от номера заберу и быстренько сбегаю освежиться.
— Какой нафик освежится, — возмутился компаньон. — Вон автобус уже подъехал. Пошли. Потом помоешься, — сказал тот и резонно добавил: — Не могут же все ждать одного тебя. Знаешь пословицу: Семеро одного не ждут? Хорошо. Вот и пошли.
— Пошли, пошли, — согласился я, направляясь к чуду венгерского автопрома.
— Ну, как там у вас дела? Как музыканты? Выучили чего-нибудь? — спросил Армен пропуская актёров вперёд.
— Дела нормально, — ответил я останавливаясь. — А музыкантов я выгнал, — видя забеспокоившегося компаньона, — не волнуйся, я сам всё запишу. Хуже не будет. Роксану на послезавтра приглашай, на утро, да и Фрунзика, наверное, тоже, только его на дневное время зови, — а потом напомнил, — И не забудь, в конце недели я улетаю домой.
— Хорошо, — сказал Армен и поинтересовался. — А почему музыканты тебя не устроили? Играют плохо?
— Борзые какие-то? — пояснил не борзой. — в общем давай потом поговорим, — сказал я и подошёл к идущему в сторону автобуса Севе.
— Ну, товарищ Савелий, как у вас всё прошло? — улыбнувшись поинтересовался Саша, глядя на смущающегося друга.
— Саша, там такое было, такое было, — промямлил тот, опустив глаза, а затем добавил непонятное: — Ты извини меня пожалуйста.
— За, что? — не понял я и нас всех позвали в Икарус на посадку.
Москва. Студия фирмы «Мелодия».
— Саша, забирай группу и отходи! — скрежеща зубами от боли в ноге приказывал полковник Сорокин своему бойцу.
— Товарищ полковник, мы вас не бросим! — отвечал ему Александр Александров.
— Лейтенант, — обращался к нему полковник, перезаряжая магазин автомата, — это приказ! Пусть Завен начиняет подарками телегу и уходит вместе с вами. Я останусь здесь и буду прикрывать отход отряда!
— Товарищ полковник, от вас зависит очень многое. Вы самый нужный член нашей специальной группы, поэтому мы все как один останемся
— Хорошо, — отвечал тому командир. — Тогда скажи братьям, пусть оседлают вон ту гору.
— Будет сделано товарищ Сорокин, — отвечал Саша и уважительно добавлял: — Ещё, будут какие-нибудь гениальные предложения?
— Да. Мне очень хочется пить, — честно отвечал полковник и потирал свою ногу пытаясь вернуть ей подвижность. Это не приносило никакого результата, а тут ещё и какие-то взрывы раздались рядом, которые сотрясли всё вокруг.
«Сорокин!» … «Сорокин!» … «Встать!» — зазвучало в голове, и командир понял, что получил контузию.
— Саша, — закричал полковник, падая в укрытие, — За дядю Лёню! Вис ис Спарта! — прокричал он, предупреждая тем самым своих бойцов о начале миномётного обстрела… И в этот момент ему прямо в лицо сильно брызнуло водой и всё вокруг сразу же стало мокрым. Командир отдельной диверсионной группы не успел напиться и лишь вытер лицо удивлённый происходящим. Рядом с ним уже никого не было, а где-то вдалеке закричали:
— Б**! Полковник! Да ты придёшь в себя ё* *** м***?!
Раненый разлепил глаза и увидел сквозь серую пелену светлое лицо генерала.
— Наши… Подмога, — прошептал Сорокин лёжа на грязном полу. — Успели всё-таки…
— Успели ё***** в р**!! А ты тут х** пойми, что устроил! — негодовал старший офицер. — Какого х** ты напился, как свинья, полковник? — зло проговорил генерал Петров и ни с того ни с сего сильно гаркнул: — А ну-ка встать! Смирно!
— Товарищ генерал, — прохрипел Сорокин, — разрешите доложить, — сморщился он и стал подниматься, пытаясь поставить руками онемевшую «раненую» ногу на пол. То, что нога онемела было вполне логично, ведь отдыхал полковник в позе съёженного и вывернутого наизнанку осьминога. Наконец боец музыкального фронта смог сосредоточиться и со скрипом поднявшись с дивана вытянуться по стойке смирно, на сколько конечно это было возможно в его состоянии, и доложить: — Полковник Сорокин к докладу готов.
— К какому ещё докладу, — сморщившись как от лимона прорычал Петров. — Ты зачем всю студию по-пьяному делу разгромил? Тебя, что просили сделать? А ты чего натворил? Почему такой срач устроил?! Что вообще тут вчера произошло? Пожар?
— Почему пожар? — удивился Сорокин, осматривая частично разгромленную звукорежиссерскую.
— Я не знаю, почему у тебя электрогитара вся сгоревшая. Замкнуло что ль её?
Полковник повернул голову и увидел в коридоре действительно сгоревший корпус гитары.
«Гм… Как это могло произойти ведь гитары не могут самовозгораться. Они называются электрогитарами, а по факту работают от электричества сравнимого с электричеством самой маленькой батарейки», — ошарашенно думал полковник пытаясь вспомнить, что же произошло с инструментом. Естественно, что состояние, в котором Сорокин находился вчера не способствовало тому, чтобы чётко запоминать происходящие события, а посему вспоминалось всё с трудом и отдельными фрагментами… Именно поэтому музыкальный полковник не помнил, как Саша, повторил знаменитый трюк Джими Хендрикса и после угарного соло, поджёг деку гитары, облив её техническим спиртом, а затем стал молиться на горящий инструмент. https://www.youtube.com/watch?v=_-7toYWFEyk