Первый шторм
Шрифт:
– Алену? – догадалась медсестра и тут же покачала головой. – Нет. Да и я не спрашивала. Боялась, как бы воспоминания опять не вернули его в прошлое состояние.
– Вот и хорошо… – снова кивнул Сергей Сергеевич и на несколько секунд прикрыл глаза.
– Товарищ полковник, опять сердце? – спохватилась медсестра.
– Да есть немного… Старый я уже для всего этого. Уже пора на печку – кости греть.
– Да какой вы старый? – попыталась поддержать Смирнова Аня. – Вы еще многим молодым нос утрете. Вот увидите!
– Эх, Анечка, твоими бы устами да мед пить, – засмеялся полковник. И действительно,
14.00. Село Николаевка, Херсонская область
Степан Рогов
– Степ! – раздался со стороны калитки звонкий голос Кристинки – двоюродной сестры Степана. – Степ! Ты где?!
– Тут я! – разогнул затекшую спину парень.
Да-а… Жизнь в сельской местности тогда, в городе, казалась менее тяжелой. Тогда все как-то виделось в более позитивных тонах. А на деле все оказалось более чем печальным и приземленным.
Когда пропало электричество, рабочий день резко сократился. От безделья вечером хотелось на стену лезть. Хорошо хоть Степан жил не один – Константин с племянником поселились с ним в одном доме. Благо места хватало… Да и в одиночку жить было как-то страшновато. Вот по вечерам и сидели во дворе при свете костра да песни под гитару, найденную в доме, бренчали. Константин оказался неплохим музыкантом, да и певцом, кстати, тоже. Только репертуар у него был весьма… специфический для преподавателя психологии.
Первая переделанная песня на мотив песенки из советского мультфильма «Бременские музыканты» пошла на ура.
– «Ничего на свете лучше не-эту, чем делить друзьям Петрову Све-э-эту», – голосил красивым баритоном Константин, пока Юрка и Степан держались за животы, пытаясь сделать хоть один вдох между приступами безудержного смеха.
Потом были «А колбаса – это бывшие лошадки»… и прочие переделанные шуточные песенки.
В первую ночь, проведенную в поселке, Степан не мог спать – для городского жителя, коим Степа и являлся, оказалось слишком тихо. Ему, прожившему всю свою сознательную жизнь в городе, пусть и небольшом, было ужасно непривычно оттого, что по ночам за окнами не шумят машины. Тишина напрягала. И темнота. Кромешная. Опять-таки в городе как-то светлее – фонари, наружная реклама, всяческие вывески, ситилайты, билборды и прочая ерунда… а тут темнота хоть глаз выколи. Степан захотел ночью сходить отлить, так еле-еле выход из комнаты нашел – тьма стояла кромешная. Пока глаза не привыкли, мыкался, как слепой котенок, по комнате, выставив перед собой руки, чтобы случайно не напороться на что-нибудь лбом.
Когда настало время разбирать пожитки, тетка, помогавшая племянничку обустраиваться, долго хохотала, держа в руках светлые летние туфли, которые помимо всего прочего Степан прихватил из дому.
– И куда ты в них ходить собрался? На огороде картошку копать или корову доить? Хех, Ален Делон на пенсии…
– Теть, ну чего ты? – смутился Степан своей собственной глупости, забрал модную обувь и запихнул поглубже в пакет.
– Да ничего. Ладно, пусть лежат, вдруг жениться будешь – на свадьбу наденешь.
– Теть, ну какая свадьба? Я, между
– Ага, как же! – фыркнула тетка. – Женат! Тьфу ты! Тоже мне жена! Ну ничего-ничего… найдем тебе нормальную девчонку, работящую… – начала бурчать себе под нос родственница. – Хоть матери твоей, покойнице, царствие ей небесное, на том свете икаться не будет. Ничего-ничего…
Степан не стал ничего отвечать. Все равно без толку.
– Теть, а что с Женькой? Что-нибудь слышно? – поинтересовался парень судьбой старшей дочери тетки, от которой с начала всей этой катавасии не было известий.
– Ох, Степик, ночами плохо сплю… Все о ней думаю. Она же звонила в последний раз числа двадцать второго, говорила про беспорядки в Херсоне, а потом я до нее дозвониться не могла… Иван порывался ехать ее искать в город, но у нас началось то же самое, и было уже не до того. К тому же где ее там искать – даже и не знали. Хорошо хоть Кристинка с нами… как-то легче.
Теперь вот, после казни тех, кто совершил налет на дом подполковника, возглавившего село в столь сложное время, Степан вместе с попутчиками, неожиданно перешедшими в разряд приятелей и соратников, переехал в один из оставшихся домов. Решение суда было суровым, но верным – сейчас нельзя сопли жевать. В суровое время нужны были суровые законы, иначе все могло обернуться более чем плачевно. В демократию пусть играются в Америках и Европах, а у нас по старинке, старый добрый тоталитарный режим.
Дом был большим и просторным. Абсолютно не похожим на те, которые строились в Севастополе в частном секторе. Конечно, цена на землю разнилась чуть ли не в десятки раз, поэтому и не экономили, не строили двух-трехэтажные курятники. Дом им выделили хоть и одноэтажный, но с большой кухней, верандой, еще и с четырьмя комнатами в придачу. Сначала было как-то не по себе въезжать в помещение, хозяина которого повесили, а жену и детей выгнали.
Бывшая хозяйка успела забрать только некоторые вещи – одежду, фотографии, документы. Остальное же все осталось на своих местах. Даже детские игрушки.
– Надо бы собрать все эти вещи да отдать… – предложил Юрка, крутя в руках мягкого зайчонка, судя по цвету – родом из Чернобыля или прилегающих к нему мест.
– Да положи ты этого зеленошкурого мутанта… Отдадим все!
Потом почти целый день наводили шмон во всем доме, и не потому, что там было грязно. Нет! Как раз с этим все было хорошо. Просто убирали личные вещи бывших хозяев, чтобы те не мозолили глаза и не напоминали о событиях, ставших причиной появления здесь новых жильцов.
Дворище соответствовал самому дому и был просто огромным, большую часть его занимали огород с грядками, садовые деревья, кусты малинника и смородины. В общем, все то, что в городе покупалось в супермаркетах или на рынке. А еще были утки, гуси и свиньи. Вот что делать со всем этим добром, Степан не имел ни малейшего понятия.
Тетка заверила, что все расскажет и покажет, да и Кристинка обещала забегать, помогать. Лишь бы было чем кормить все это хозяйство. Поэтому сразу же провели ревизию запасов. В большом деревянном ящике обнаружилось что-то непонятное для Степана – какая-то стружка… Парень зачерпнул непонятной крупы, присмотрелся повнимательнее – вроде на перемолотую пшеницу похоже…