Первый Удар (Повесть о будущей войне)
Шрифт:
Грачик не мог удержать руку и потянулся к конверту. Он нетерпеливо вскрыл его и заглянул внутрь. Конверт был пуст.
Уго Вельман едет на курорт
Прежде чем Грачик успел опомниться от ошеломившего его острого разочарования, послышался беззаботный голос Кручинина:
– Выпей на ночь стакан молока – все пройдет. А теперь спать! Никакие убийства, произойди их сегодня хотя бы десяток, меня уже не интересуют.
– А электростанция! – воскликнул Грачик. – А ежеминутная возможность взрыва! Это вас тоже не интересует?
– Утро вечера мудренее, – повторил Кручинин. – Я хочу спать.
– По крайней
– Ох, уж эти мне церемонии! – пробормотал Кручинин и нехотя поплелся за Грачиком.
Шеф не пожелал их отпустить, прежде чем они выскажут свое мнение о случившемся. Эта просьба, очевидно, мало нравилась Кручинину, и, может быть, он действительно очень хотел спать, но все же с вежливой улыбкой он выдавил из себя несколько неопределенных фраз и в заключение высказал предпочтение услышать прогноз такого опытного человека, как Круши.
Трудно было не заметить, что предложение польстило черномазому офицеру. Он не заставил себя просить и нарисовал подробную и, нужно отдать ему справедливость, довольно вероятную картину убийства, оставлявшую мало сомнений в виновности жены директора. Однако, как опытный полицейский работник, лейтенант не мог не установить связи между предшествовавшим смерти отсутствием директора Вельмана и происшествием на станции. Он был по-прежнему уверен, что там похищены личные ценности Вельмана, и полагал, что Вельман ждал около станции своего секретаря, чтобы, получив от него ценности, скрыться с Элой в глубь страны, а может быть, и за границу. Двойная неудача – исчезновение драгоценностей и преждевременная смерть Вельмана – разрушила их планы.
Что касается сделанной Кручининым находки – голубого конверта, то Круши не был склонен ставить ее в какую бы то ни было связь с последней прогулкой директора. По словам Элы Крон, конверт еще утром был вместе с остальной корреспонденцией просунут снаружи в дверную прорезь, служившую для опускания почты. Эла сама подняла его с пола. Она не вскрыла его и не успела ничего о нем сказать директору, так как в этот день он не занимался делами. Когда он вечером, уходя из дома, сам увидел на столике в прихожей пачку почты, то небрежно сунул ее в боковой карман куртки, в которой ходил на вечернюю прогулку.
Все предположения Кручинина, развитые им во время прогулки от станции к этому дому, рушились как карточный домик. Вдобавок еще Круши, отведя в сторону шефа и Кручинина с Грачиком, с присущей ему безапелляционностью заявил:
– Скажу вам больше, господа: я нисколько не буду удивлен, если в конце концов выяснится, что ценности захвачены из-под носа покойного директора по приказанию… его почтенной супруги. Кому, как не ей, было легче всего узнать о предполагаемом их изъятии из сейфа и о том, что ее муж намерен использовать их вовсе не для того, чтобы окончить свои дни в ее обществе. Я же вам говорил: в городе хорошо известна его слабость к блондинкам. Черт возьми, могла жена тоже знать это?..
– Очень вероятно… Очень, очень вероятно. – Шеф потер руки и, поднявшись на цыпочки, похлопал полицейского по плечу. – Не могу понять, Круши, почему за двадцать лет службы вы остались лейтенантом? У нас вам обеспечена карьера. Мы умеем ценить тех, кто знает дело. Ну, что ж, господа, может быть, когда нам удастся развязать язык этой почтенной
– Вы хотите дать сведения в газеты? – спросил Кручинин.
На миг шеф смутился, но тут же, оправившись, ответил:
– Я думаю, не будет вреда, если хотя бы в одной газете будет опубликован отчет об этом деле?
– Это будет, конечно, ваша газета? – с усмешкой спросил Кручинин.
– О, конечно! – оживился шеф. – Где же еще сумеют дать этот материал с таким тактом, как у меня. И к тому же наша партия не должна терять преимущества, которое мне дает положение начальника полиции. Итак, покойной ночи, мне пора за дело. Да, да, теперь за дело!
– Ну, что же, спать так спать, – отозвался Кручинин. – Позвольте поблагодарить вас за… развлечение и… спать, спать!
Распрощавшись с полицейскими, друзья отправились к себе вместе с Уго Вельманом, который, как оказалось, жил в том же отеле.
Однако Грачику, видимо, так и не было суждено в эту новогоднюю ночь сомкнуть глаза. Едва друзья переступили порог своего номера, как всю сонливость Кручинина сняло как рукой. Он тотчас разложил на столе план города и, отыскав на нем какой-то пункт, спросил Грачика:
– Ты способен раз в жизни не перепутать то, что я тебя попрошу сделать?
С развязанным было галстуком в руках Грачик неохотно подошел к столу.
– Вот здесь, – Кручинин показал точку на плане, – расположен штаб Третьего отряда гражданской обороны. Этот отряд сформирован из рабочих именно того предместья, где расположена электростанция. Ты должен немедленно отправиться в штаб отряда, найти его командира и сказать, что его долг – оцепить станцию, не пропускать в нее ни одного человека, какими бы пропусками и мандатами он ни был снабжен. Пусть даже это будет сам начальник полиции. Иначе может произойти большое несчастье.
– Вы все-таки настаиваете на том, что…
Не дав себе труда выслушать, Кручинин продолжал:
– Дело командира – решить так или иначе. Мы даем ему только дружеский совет. Понятно? Кроме того, ты попросишь у него двух, нет, двух мало, – четырех рабочих, вооруженных пистолетами. Этих рабочих ты приведешь сюда.
– К нам в отель?
– Пусть они остаются снаружи и ждут моего сигнала.
– Все это очень хорошо, – возразил Грачик, – но с какой стати командир этого рабочего отряда станет меня слушать? Скажите, пожалуйста, чего ради этот командир станет выполнять приказания какого-то неизвестного ему армянина? Вы говорите невозможные вещи! – Грачик действительно был не только удивлен, но и раздосадован несвойственным его другу легкомыслием. – Понимаете ли, в какие отношения вы, случайно очутившийся в гуще этого дела советский человек, ставите себя к местной полиции?