Первый великоросс(Роман)
Шрифт:
Двухтысячная дружина ополченцев, отправив надежный дозор далеко вперед, осторожно двинулась к западной окраине Киева. Оруженосцы раздали щиты, копья, мечи: не пожелавшие вступить в ополчение северяне и радимичи откупились оружием.
У Щека с Малком не было ни усменных рубах, ни, тем более, броней, поэтому взяли они два больших плетеных щита, обтянутых воловьей кожей. Щеку еще достался старенький, но сносный меч. Копья имелись свои… Малк напряженно представлял, как бросит свое оружие не в тын, а в человека, с ужасом вспоминая, сколько раз оно отскакивало от деревяшек…
Войсковой
Люди, покинувшие недавно осажденную столицу, попадаясь войску на пути, сообщили, что рассерженные печенеги стоят возле Киевских ворот несметными силами. Шум за городскими стенами — просто страшный!.. Днем окаянные предпринимают атаки, а ночью жгут бесчисленные костры, сторожась возвращения Святослава. В городе поговаривают, что нарочные к князю уже отправлены, и скоро ожидается он сам с подмогой.
Наступила ночь. Прибывавшие по очереди дозорные сообщали, что вражеские костры хорошо видны. Рать выжидала. Ополчение с окраин на быстром марше перемешалось и понемногу привыкало к называнию друг друга русскими.
— Щек, тот дядька говорит, что нам, русским, открытый бой не страшен, а печенеги могут лишь налетать внезапно, грабить — пока собирается ответное войско, а потом уматывают быстро в свои степи.
— Они, Малк, не дурей нашего брата, а то и вдвое умней. Вернее, хитрей. Умней нас нет никого — запомни! Ходуня сам рассказывал. Тятя твой шибко грамоту уважал: почитать, поцарапать крючочки горазд был. И нас учил. Я не запомнил, а Светька знает немного.
— Потише, ребятушки — осветимся! — послышалось замечание спереди. Щек продолжил много тише:
— Так вот, они ни в чем ни бум-бум — ни повоевать по-человечьи, ни построить чего… Кол за кол зацепить не могут! Рази что к нам, аки репей, цепляются!.. Очень уж путать любят. То с миром лезут, а как слабину нашу учуят — с войной!.. Волчий народец, одно слово.
— А что хотят?
— Пес их знает. Сидишь-то удобно?
— Плохо. Промежь истер.
— Да, хоть перину бери._ Без привычки и помереть от мученья недолго! — Щек чуть подвинулся на спине гнедой, чтобы Малку полегче было на двигающихся лопатках лошади.
Подъехал Остен и суровым шепотом сказал:
— Щас сидит где-то в балочке печенежка, на голоса целится. Откроешь рот — он туда свою стрелку и метнет. Так в пасти со стрелой и отвалишься.
Малк обернулся к Щеку — тот молчал.
— Как дела, малец? — совсем не сурово поинтересовался Остен.
— Когда ж приедем? — вопросил отрок. — Зад задеревенел, мозоль растет! — с мужичьей хрипотцой в голосе, как на духу, откровенно признался он серьезному дядьке.
— Ночью должны встать… — Отъехал чем-то довольный Остен.
Дальше долго двигались молча. Весенняя свежесть умыла лица ночных всадников капельками росы. Пешие прибавили шаг — грелись. Конные не крутили уже так часто головами, как теплым вечером. Онемевшее ополчение возвращалось мыслями к
— Сегодня слышал, что печенеги просятся жить прямо возле Киева и за это предлагают честно служить и оборонять.
— Я бы их до последнего побил, чтоб не было их вовсе! У нас только и есть враги, что печенеги. Без них как хорошо было бы! — Малк, осторожно обернувшись, взглянул на брата. Щек улыбался.
— Чего ж ты вызвался в поход? Одурел никак?
— Дома невмоготу! Что за жизнь такая? Зверь в лесу — и то вольней нас! Этого мы боимся, того боимся, третьего тоже боимся! — Парень махнул рукой.
— А сейчас ничего не боишься?
— Сейчас — чуть-чуть боюсь, но как вернемся домой— никого бояться не буду!..
Помолчали. Щек думал о Малке. Малк — о маме, Ярике, Стрешке.
— Я вот что хотел спросить с вечера… Щек?
— Чего ты?
— Хотел спросить: и мы — русские?
— Мы с тобой? Хм, выходит так.
— А Остен с поречными — тоже?
— Тоже. Получается, все, чей язык нам понятен — те и русские.
— А если я научусь понимать печенегов, они тоже станут русскими?
Щек тяжело задышал от смеха.
— Если они поселятся рядом, то скорей они будут учиться.
— А почему они, а не мы?
— А тебе нужно учиться по-ихнему?
— На кой ляд? — ответил Малк по-взрослому. Щек, чтобы сбить с него спесь, объявил:
— А Гульна говорит, что печенегов понимать умеет.
— Мама — печенегов?
— Она же берендейка.
— Ну и что? Берендеи, как и мы, живут мирно.
— Берендеи мирные, правильно, — снисходительно согласился очень довольный братней запинкой Щек.
Малк чуть помолчал и тревожно спросил:
— А мама сейчас русская?
— Тише, не ори. Русская.
— Я не ору… Так ведь она берендейка?
— Была берендейкой — стала русской. Как и мы. Получается, все мы теперича русские.
— А раньше кем были? — забыв напрочь, где находится, в голос спросил Малк.
— Молчи. Ну тебя. Не знаю ничего. У Свети спросишь…
К утру конница остановилась. Когда забрезжил рассвет, подтянулась измученная пехота. Печенежские дозорные увидели русичей и, громко крича, разъезжали на расстоянии выстрела из лука. Напасть сразу они не решились, потому как их здесь было маловато для такой дерзости. Помимо того, они, видать, побаивались: не войско ли это Святослава?.. По цепочке кочевники передали весть о подошедших русских и теперь ожидали подкрепления.
Русское ополчение перестроилось, выставив вперед пехоту. Пешие ратоборцы, так и не передохнув ни мгновения после ночного марша, побежали вперед, подгоняемые конницей, скакавшей по обеим сторонам их отрядов. Воевода отдавал приказы старшинам дружин, те руководили атакой, громко крича и ругаясь. Конные, внимая порыву командиров и хорохорясь, звякали колонтарями, гиканьем ершили своих неопытных, от сохи, комоней. Пешие, не успевая перевести дух, заняты были лишь одной мыслью: дали б боги еще малость силушки— добежать до городских ворот. Как дети, исполняли они каждый наказ опытных начальников.