Первый выстрел
Шрифт:
— Хлопцы! Каждому по вагону. Тут у солдат выменяешь не меньше как по две винтовки.
Пробегая мимо Юры, один из них крикнул:
— Глянь, Михайло! Зброя сама до нас в руки иде. Ты куда, хлопче, несешь винтовки?
— Как — куда? Командиру!
— А ты з яких?
— Я? Мы рабочая гвардия!
— И уси таки, як ты? Михайло! Не пийдем по вагонам, ось рабочая гвардия нашего сала та ковбасы визьмет. Сменяй нам винтовки на сало, хлопчик!
— А вы из каких?
— Мы? Мы просто
— Не могу. Не имею права. Это не мои.
— Що ты з ним, Грыць, балакаешь? Не хоче добром, визьмем так. А ну давай!
— Не дам!
Каждый парубок одной рукой держал закинутый за спину мешок, заполненный почти до половины хлебом, колбасами и салом. Поэтому он мог действовать только одной рукой. Схватившись за «свою» винтовку, каждый тянул ее к себе. Винтовки висели у Юры за спиной, одна на другой. Он прижал ремни локтями к груди, сжал пальцы мертвой хваткой и молча рванулся вперед.
Парубки с обоих боков перебросили облюбованные винтовки через его голову и стали молча дергать, чтобы разжать пальцы. Винтовочные ремни били Юру по рукам, но он все-таки не разнимал их. Парубки дергали — Юра валился то вправо, то влево.
— Давай разом, Грыць!
Парубки рванули сразу в обе стороны и так сильно, что Юрины пальцы разомкнулись и согнутые локти раздались.
— Сюда! На помощь! — заорал Юра и, рванувшись вперед всем телом, упал с загремевшими винтовками на асфальт и снова сцепил пальцы под грудью.
— Сюда, гвардейцы! — кричал Юра и подумал, что вот он мушкетер, а зовет гвардейцев.
Его сильно дергали, били сапогами в бока. Потом подняли над асфальтом и опрокинули на спину, но все-таки он не выпустил ремней, запутавшись в них не только руками, но и ногами. Юра собрал все свое упрямство. Его судорожно сцепившиеся руки было легче сломать, чем разнять.
— Чертова зимска щеня! — услышал он голос Грыця. Его назвали «зимское щеня», как тех подземных зверьков величиной с крысу, которые, если их раздразнить, высоко подпрыгивали в воздух и нападали даже на людей.
Чеботы больно ударили в ребра, ремни рванули руки в стороны — и парубки наконец заполучили винтовки.
Но тут почти рядом раздался окрик:
— Бросай оружие!
Грянул выстрел.
Брошенная винтовка больно ударила прикладом Юру по пальцам и грохнулась на асфальт. Цокот подкованных сапог быстро удалялся. Наклонившись над Юрой, солдат сказал:
— Вставай! Свои!
Он помог ему подняться и, видя, что парнишка совсем обессилел, сам понес винтовки к конторе дежурного по станции. Возле дверей дежурки рабочегвардеец принял их и стал расставлять вдоль стены.
— Неси в помещение, товарищ, — сказал Юрин спутник, — а то появились селюки, охотятся за оружием.
В дежурке под потолком ярко горела
— От кого? — спросил стоявший у окна командир, поворачиваясь к Юре.
— От П… Палея! — с трудом вспомнив фамилию Анархиста, ответил Юра.
Командир нагнулся, чтобы лучше рассмотреть лицо юного гвардейца.
— Дядько Антон! — крикнул Юра и, обхватив своего друга обеими руками за шею, крепко чмокнул его куда-то возле носа и почувствовал жесткие усы. — Дядько Антон! Дядько Антон!.. — кричал он.
— Юр! Хлопчик мой ридный! Та как же ты очутился здесь? Давай сядем, и ты расскажешь!
Высокий, крепкий, в блестящей кожаной тужурке и кожаном картузе, он сильно прижал Юру к себе. От него приятно пахло кожей, табаком и еще чем-то знакомым-знакомым, родным.
Юра присел на диван. Ноги его почему-то дрожали. Держась обеими руками за правую руку дядька Антона и не сводя с него взгляда, полного обожания и восторга, Юра мог только повторять:
— Дядько Антон! Дядько Антон!..
Но дядьку Антону сейчас было не до разговоров. В дежурке, куда рабочегвардейцы сносили винтовки, из угла в угол ходил пожилой, толстый, сердитый железнодорожник в красной фуражке и другой молодой, тоже в шинели железнодорожника. У двери стоял часовой с винтовкой, а еще двое рабочегвардейцев сидели возле пулемета «максим», привалившись спинами к стене.
«Красная фуражка» подошел к дядьку Антону и, расправив длинные седые усы, сказал:
— Гражданин командующий! Я требую, чтобы мне не мешали очистить путь. Воинский состав, который следует на фронт, уже пять минут ждет у семафора.
— Я вам сказал: когда отправим этот эшелон на Екатеринослав, принимайте встречный. И вообще — путь двухколейный…
— Это я понимаю, но станционные пути забиты. Я готов отправить эшелон, но вы же сами его задерживаете.
— Разоружим и отправим.
— Но поймите…
— Опять повторяю: если вы примете тот эшелон сейчас, пока мы не отправили отсюда отобранное оружие, у нас с комиссаром Временного правительства произойдет конфликт. На вашей станции будет вооруженное столкновение, бой. Вы можете лично пострадать.
«Красная фуражка» запыхтел, потом почтительно спросил:
— А нельзя ли ускорить разоружение?
— Постараюсь. Распорядитесь подать и поставить против дежурки паровоз, с которым прибыл из Екатеринослава наш отряд. Он направится обратно, транзитом через все станции…