Первый выстрел
Шрифт:
Мимо проехала такая же длинная коляска. Седоки разместились на ней не лицом к лошади, а боком. Трое уселись с одной стороны и трое с другой, сидят под балдахином, укрепленным на железных палках.
Юра пересек пышущую зноем площадь и подошел к лошадям. Они лениво шевелили ушами, лениво мотали головами, нехотя дергали ногами, отгоняя мух и оводов. Под тенью балдахина в коляске лежал человек в безрукавной куртке и с красной феской на голове. Он объяснил, что экипаж этот называется «линейка». А шляпы на лошадях — от солнца, чтобы предохранить их от солнечного удара.
Возница
— Я повезу вас в Судак! — объявил он, вставая. — Айда, мальчик, зови твой папка-мамка! Ходи, только шапка надевай! Без шапка солнечный удар будет.
Да, жарко. Даже на акациях поникли листья. Все живое укрывается в тени пыльных деревьев, заборов. Над витринами магазинов натянуты холщовые навесы. И тут Юра увидел маму — она шла к вокзалу — и окликнул ее.
Мать сговорилась с извозчиком. На перроне извозчик поднимал вещи, цокал языком и качал головой, а потом сказал, что одна линейка не заберет, можару надо. Когда сторговались, он отправился на базар за арбой — можарой. Обещал быть через час.
Мама с Оксаной пошла на вокзал. Носильщик, Ганна и Юра перетащили туда вещи.
Долго тянется время. Душно. Мухи. Скучно. Хорошо бы пойти к морю. Это близко, надо только перейти станционные пути. Но мама не разрешает.
Раздался цокот копыт, стук колес.
— Приехал! — крикнул Юра и распахнул дверь.
Нет, это не извозчик. Из щегольского пароконного экипажа сошел высокий, худощавый человек с небольшими «английскими» усиками под носом. Юре понравился его пробковый шлем с козырьком спереди и сзади. Шлемы эти назывались «здравствуй-прощай». На картинках в «Мире приключений» такие шлемы носят африканские охотники на львов.
Войдя в вокзал, он окинул взглядом помещение и, всмотревшись в мать Юры, снял шлем и поклонился.
— Юлия Платоновна?! Какая неожиданная встреча!
— Граф?..
— Всеволод Ростиславович… Рад встретиться!
— Я помню! Простите, не узнала сразу. Я в дорожном виде, только что с поезда…
— Мой экипаж к вашим услугам.
— Что вы! Мерси! Такая уйма вещей! Я уже наняла можару и линейку. Но, если вы так любезны, у меня будет к вам просьба.
— Все что угодно. Прошу вас в буфет.
Чуть прихрамывая, он поспешил открыть дверь, пропуская Юлию Платоновну и Юру вперед. Сели за столик.
— Ты меня не узнаешь? — Граф протянул Юре руку. — Ты Васю и Лизу помнишь?
Юра не помнил, но постеснялся признаться и промолчал.
— Как же ты не помнишь? — вмешалась мать. — Тогда тебя рак укусил.
— Помню! — громко крикнул Юра и смутился.
Он вспомнил уголок дубовой рощи, большой пруд, груды рыбы и раков, вываленных из бредня на берег, и того огромного рака, который ухватил его клешнями за палец. Это было очень-очень давно. И фамилию графа вспомнил: Бернист.
— Чем вас ранило в ногу? — поинтересовался Юра.
— Юра! — осуждающе воскликнула мать.
— Автомобиль перевернулся… — ответил граф. — Ты мороженое любишь?
— Очень! — выпалил Юра и снова получил замечание от матери.
Граф заказал подбежавшему официанту чебуреки, вино и мороженое. Он сидел на стуле ровно, как учили
— Простите за бесцеремонность… А когда приедет Петр Зиновьевич? — спросил граф Юлию Платоновну.
— Обещал осенью. Я так волнуюсь за него.
— Политика — вещь опасная! — сухо заметил граф.
— Феодосия меня поразила. Ну совсем другой мир!..
Граф Бернист усмехнулся:
— В Феодосии пятого марта, уже после отречения императора, в суде слушалось дело «об оскорблении величества»…
— Поразительно! Граф, не выручите ли вы меня деньгами? Я попала в затруднительное положение из-за излишней доверчивости. Представьте себе… — И она рассказала о Длинном.
— Пятьсот достаточно?
— Что вы, что вы! Пятидесяти хватит. Я сторговалась за сорок пять!
Граф положил на стол две сторублевки и сказал:
— В Крыму все вздорожало…
— И очень? — Мать взяла одну сторублевку и поблагодарила.
— Судите сами, в три-четыре раза! Только в нынешнем семнадцатом году на нужды армии ушло сто тысяч голов крупного рогатого скота и сто пятьдесят тысяч свиней. А ведь вы знаете, что скотоводство в Крыму небольшое. Виноделие, сады — вот здешнее богатство. Уже в прошлом году здесь не хватало продовольствия. Таврический губернатор вынужден был воззвать к гражданской совести торгового класса и разрешил обществу купцов избрать комитет по борьбе с дороговизной… А получилось, что господа коммерсанты занялись, попросту говоря, узаконенным мародерством. Конечно, похвальна мысль сотрудничества общественных сил и власти, но Россия к этому еще не готова…
— А какая сейчас в Крыму власть?
— В начале марта вице-губернатор князь Горчаков передал бразды председателю губернского земства… Сейчас власть распределилась между почтенными городскими думами, какими-то Советами депутатов и комиссарами разных толков.
— Как же они делят власть?
— И это еще не все! Возникли «общественные комитеты». Появились союзы домовладельцев, «активных деятелей Февральской революции», «союз имени Минина»… Многовластие…
— В Крыму была бурная революция?
— Мирная. В Севастополе, например, Советы были созданы приказом командующего флотом адмирала Колчака.
— Как же так?
— Главное, чтобы в Советах были свои люди: в крымских Советах большевиков совсем мало. Нас тревожит другое — сепаратистское движение татар, требующих отделения от России и присоединения Крыма к Турции. Но хлыст и узда еще в наших руках! Мы уже зачислили в татарские конные эскадроны около двух тысяч преданных русских офицеров. И еще добавим. Главное — держать власть в этих эскадронах в своих руках. А форма? Название? Чепуха! Пусть называются хоть африканским войском. Декорация… Назревают великие события! Сумасбродству и революционной болтовне будет положен конец. И татарские эскадроны пустим здесь против взбунтовавшегося солдатского быдла. Даст бог, Россия покончит со смутой. А пока политическое состояние сложное… Вы слышали, что Ленин, глава большевиков, вернулся из-за границы?