Песчаные черви Дюны
Шрифт:
В течение долгих, очень долгих лет Эразм тщательно изучал свойства человека, но способность смеяться казалась ему самой интригующей. Первым шагом стало всестороннее, занявшее несколько столетий изучение юмора, тех обстоятельств, которые вызывают у людей такие странные, на первый взгляд бессмысленные громкие звуки. В процессе исследований Эразм создал свою библиотеку образцов смеха. У него получился поистине восхитительный репертуар.
Теперь он проигрывал все свои образцы через встроенный в рот динамик — больше для того, чтобы смутить Хрона. Но Эразм понимал, что все эти смешки, хихиканья
Что ты нашел здесь забавного? — в бешенстве спросил Хрон. — Чему ты так смеешься?
Я смеюсь, потому что даже ты не понимаешь, какую шутку мы с вами сыграли. — Эразм включил под занавес свою лучшую запись. Хохот был чужим, но чувство юмора было его собственное, не заемное, истинное. Эразм наслаждался той своей способностью, приобретенной после многолетнего изучения человека. Это стоило всех бедствий Крализеца!
Независимый робот, не обращая внимания на Хрона, заговорил с Дунканом Айдахо.
— Я смеюсь, потому что меня забавляет и смешит такая кардинальная разница, которая существует между настоящими людьми и лицеделами. Я очень люблю ваш биологический вид — честное слово, я не считаю вас подопытными животными или глупыми питомцами. Вы никогда не переставали меня изумлять. Вопреки самым точным моим предсказаниям вы всегда ухитрялись совершить что-то совершенно неожиданное! Даже когда эти действия вредили мыслящим машинам, я не мог не восхищаться вашей изобретательностью.
Хрон сделал знак, и лицеделы сомкнули ряды, ожидая команды броситься на роботов и немногочисленных людей.
— Твои слова и смех не имеют теперь никакого значения.
Джессика покрепче подхватила Пауля, а Чани подобрала окровавленный кинжал, которым уже успели воспользоваться Паоло и доктор Юйэ. Теперь, когда полностью восстановилась ее память, Чани держала оружие, как подобает настоящей фрименской женщине, готовой защитить своего мужа.
Эразм мысленно улыбнулся. Его стычка с Дунканом обнажила лишь верхушку айсберга истинных способностей Квисац-Хадераха. Робот нашел очень волнующим эксперимент, поставивший его на грань смерти — во всяком случае, на грань ее машинного эквивалента.
Лицеделы сильно заблуждаются, если думают, что Дункан Айдахо и другие оставшиеся здесь люди станут для них легкой добычей. Но у Эразма в рукаве был припрятан для лицеделов совершенно иной, куда более неожиданный сюрприз.
— Они имеют то значение, мой дорогой Хрон, что в то время, как люди могут меня удивлять, вы, лицеделы, удручающе предсказуемы. Это стыд и срам. Я надеялся, что из вас выйдет что-то более оригинальное.
Хрон презрительно скривился, и все лицеделы словно зеркальные отражения в точности повторили его мимику.
Мы уже победили, Эразм. Лицеделы контролируют все и вся, и вам негде спрятаться от нас. Мы восстанем на всех населенных людьми планетах и во всех машинных мирах. Будут большие разрушения, но в результате останемся только мы.
Этого не произойдет, если я решу по-другому. — На текучем металлическом лице Эразма появилось умиротворенное, спокойное выражение. — Омниус мог думать, что вы — наши покорные марионетки, но я в это никогда не верил. Кто может доверять лицеделам? У людей этот
Пока вы, лицеделы, плели свои интриги, составляли заговоры, рассылали шпионов и проникали всюду, я терпеливо наблюдал за вами. Вы умели скрывать свои мысли от Омниуса, но все же вам, в конечном итоге, не хватило именно ума. Я все видел, но позволял вам играть в ваши щенячьи игры только потому, что они меня забавляли.
Хрон принял боевую стойку, готовый с голыми руками броситься на робота.
— Ты ничего не знаешь о нашей деятельности.
— И кто сейчас делает выводы на основании неверных данных? Когда закончился Батлерианский Джихад, и мы с Омниусом оказались в изгнании и начали создавать новую машинную империю, всеми делами распоряжался я. Я позволил Омниусу думать, что он главный, что он всем управляет и что именно он принимает решения. Но и в своем первом воплощении он был склонен к самовозвеличению, упрямству и самоуверенности. В этом он превосходил даже некоторых людей! — Робот поправил свое одеяние. — Всемирный разум так и не научился приспосабливаться, исправлять свои ошибки, и поэтому я не дал ему шанса испортить наше новое начинание. Я взял на себя осуществление программы лицеделов с того момента, когда вы появились на наших окраинных планетах.
Хрон сохранил вызывающий вид, хотя в голосе его стали проскальзывать нотки неуверенности.
Да, вы начали производить нас серийно и сделали сильнее.
Да, я производил вас, но мудро распорядился встроить в каждого лицедела устройство безопасности, гарантию надежности. Вы — биологические машины, производимые в течение тысяч лет согласно моим точным спецификациям. — Эразм приблизился к Хрону. — Орудие не должно путать себя с управляющей им рукой.
Лицеделы стояли непоколебимо, и Хрон не дрогнул. Лицо его превратилось в чудовищную маску ярости.
— Твоя ложь не имеет над нами никакой власти. Нет никаких гарантий надежности и послушания.
Эразм притворно вздохнул.
— Ты опять ошибся. И вот тебе мое доказательство.
Он коротко кивнул своей полированной головой и запустил этим кивком выключающий генетическую программу вирус, встроенный в геном усовершенствованных серийных лицеделов.
Стоявший рядом с Хроном лицедел, словно отброшенная капризным ребенком игрушка, сложился пополам и рухнул на пол, неестественно разбросав руки и ноги. По лицу его пробежало выражение потрясения, прежде чем оно стало невыразительной нейтральной маской. Хрон, казалось, не мог ничего понять.
— Что это за…
И вот еще одно. — Эразм снова кивнул. С глухим грохотом на пол рухнули теперь все бывшие в зале лицеделы, словно армия, скошенная настильным огнем. Остался один Хрон, которого Эразм хотел заставить признать поражение.
И вот… — Эразм протянул вперед руку, чтобы подчеркнуть эффект, и сказал: — Мы не нуждаемся больше в ваших услугах.
С лицом, искаженным яростью и отчаянием, Хрон бросился на Эразма — но только для того, чтобы рухнуть на каменный пол бездыханным, как и его братья.