Песчаные небеса
Шрифт:
– Стой! Ты кто такой и куда идешь? – раздался голос старшего из стражей, островерхий шлем которого венчало белое перо. Двое других привычным движением стали по бокам и чуть сзади от Конана.
– Я? – переспросил северянин, надеясь оттянуть время и придумать сколь-нибудь правдоподобный ответ. Не найдя ничего лучшего, он решил сказать правду:
– Я иду во дворец Турлей-Хана.
– А зачем?
– Охранять его сон, – сказал Конан без тени улыбки.
Стражники переглянулись, и спрашивавший чуть заметно кивнул своим товарищам. Это движение не ускользнуло от глаз Конана, и он понял, что в Верхнем Городе, наверно, уже каждый оповещен о вчерашнем происшествии у ворот дворца Турлей-Хана, и патрулям
– А где же ты был вчера утром, около полудня? Тоже охранял покой пятитысячника? – туранец недобро усмехнулся и прищурил глаза, причем, и без того узкие, они превратились в черточки, точно у зажмурившейся кошки. – Отдай свой меч и следуй за нами.
– Не отдам, – с наигранной обидой сказал Конан. – Зачем он тебе? Еще порежешься или отхватишь себе чего ненароком…
Даже в темноте стало видно, как залилось краской гнева лицо стражника и он крикнул:
– Взять его!
Это были его последние слова. В следующий момент туранцу на голову обрушилось навершие рукояти того самого меча, о котором только что шла речь. Движимый инерцией клинок едва не разрубил надвое воина стоявшего слева, глубоко пробороздив ему грудь, а правому в тот же миг досталось тяжелым сапогом в солнечное сплетение. От удара он согнулся и упал на колени. Конан добил его, ударив мечом плашмя по хребту. Не теряя времени, киммериец быстро оглянулся и убедившись, что никого более на тихой и темной улице нет, оттащил всех троих к живой изгороди из пышных розовых кустов, тянувшейся вдоль улицы, и спрятал в густых ветках. Трупы можно было бы обнаружить лишь после рассвета…
Киммерийцу удалось добраться до дворца без дальнейших приключений, но теперь он не шел посреди улицы, а держался в тени изгороди. Подкравшись почти к самым воротам, варвар увидел, что там находится больше стражников, чем говорил ему аль-Ахар. Их было около десятка и вдобавок два офицера, отдававших какие-то распоряжения. Конан понял, что попал на смену караула. Он бесшумно отошел назад и замер, наблюдая.
Вдруг ночную тишину разорвал нарастающий цокот копыт, и вскоре со стороны эмирского дворца появился большой отряд всадников. У многих из них в руках были факелы. Возглавлял кавалькаду богато одетый человек, охраняемый таким количеством телохранителей, что Конан, выругавшись, метнулся в колючие кусты и, упав на землю, застыл, надеясь, что его не заметят. Ночная тьма помешала рассмотреть лицо подъехавшего вельможи, и Конану оставалось лишь строить предположения.
«Кого это еще Нергал принес среди ночи? Неужели Турлей-Хан такой трус, что таскает теперь за собой всю армию Турана?.. Что ж, придется мне всех их перебить, но кто тогда будет служить в войске царя Илдиза, я один, что ли? Нет уж, дудки! Наслужился!»
Тем временем прибывший в сопровождении двух телохранителей въехал в ворота, а остальные сопровождающие развернули лошадей и рассыпались по прилегающим ко дворцу улицам. Ворота закрылись, караул встал по местам, и вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь отдаленным топотом копыт.
«Так, в главные ворота, стало быть, не войти. Помнится, этот пропойца, начальник охраны дворца, плел про боковую дверь, через которую ходит прислуга и возят припасы. Придется пойти и поискать ее.»
Конан выбрался из своего убежища и пошел вдоль стены. Этот путь оказался далеко небезопасен, так как охранники неизвестного гостя пятитысячника добросовестно объезжали улицы, внимательно следя за всем, что могло вызывать малейшее подозрение. Одного из них киммерийцу пришлось бесшумно обезвредить – конь внезапно появился из темноты прямо перед Конаном, и в тот же миг всадник полетел на землю с кинжалом в горле –
Дверь быстро нашлась и, к удивлению киммерийца, снаружи никем не охранялась, правда, была заперта изнутри. Толкнув ее, он заметил, что дверь закрыта на деревянный засов, державшийся на одном гвозде. Просунув кинжал между створками, варвар легко приподнял и повернул засов. Путь во дворец Турлей-Хана был открыт.
Конан оказался в маленьком квадратном дворе. Впереди темнело низенькое длинное здание, в его окнах горел свет, суетились людские тени, слышался звон посуды и чьи-то сердитые окрики. Судя по доносившимся запахам, это была кухня.
«Что здесь происходит? Я-то думал, все слуги уже угомонились, а тут точно к празднику готовятся. Все таки, кто мог пожаловать к пятитысячнику? Уж не новый ли… хм… воздыхатель?..»
Подобравшись к низко расположенному окну, киммериец осторожно заглянул внутрь, оставаясь в тени. Так он мог прекрасно видеть, что происходит на кухне, не боясь быть замеченным.
– Да пожрет Сет прожорливого гостя нашего господина! – ругался маленький, тощий человечек в замызганном переднике, который, очевидно, был поваром, но совершенно не походил на такового по облику: Конану почему-то всегда думалось, что повара должны быть пышными и румяными, как булочки. – Мало того, что меня подняли с постели посреди ночи, так еще и приходится все делать самому, потому что, видите ли, Турлей-Хану требуется не обычная еда, а самая изысканнейшая, подобная той, что подают к столу самого государя нашего Илдиза!
– Ты бы придержал свой болтливый язык, – рядом с поваром стоял высокий, дородный человек в форме дворцовой стражи. – Ты, несчастный, хоть знаешь, кто почтил своим присутствием этот дом?
– Не знаю и знать не хочу! – продолжал брюзжать повар. – Я знаю только то, что меня… – тут его голос сорвался на визгливый крик: – Убери свои грязные пальцы из соуса, мерзавец! И вообще – вон отсюда! Избавь меня от созерцания твоего рыла, более всего напоминающего свиное – вон то, что лежит на столе!
Стражник тщательно облизал пальцы, которые только что щедро обмакнул в свежеприготовленный соус, неторопливо повернулся и побрел прочь, бросив на ходу:
– Запомни – у нас сегодня в гостях сам солнцеликий эмир султанапурский Хайберди-Шах! И если ему не понравится твоя стряпня, я посмотрю, как ты тогда запоешь!
«Надо же! А эмира-то чего сюда понесло среди ночи?» – удивился Конан.
Повар буркнул ему в след что-то невразумительное, а стражник вышел во двор, продолжая ворчать себе под нос о том, что некоторые недостойны занимать почетную должность стряпчего при дворе султанапурского пятитысячника.
Глядя на ничего не подозревающего охранника, стоявшего возле поленницы и с задумчивым видом орошавшего дрова, Конану пришло в голову, что форма дворцового охранника заметно облегчит его задачу, и, судя по телосложению стражника, одежда скорее всего не будет мала, а если и будет, то самую малость.
На поленнице перед туранцем беззвучно выросла грозная, высокая тень, и одновременно чьи-то железные пальцы сомкнулись у него на горле.
– Будешь орать – заткну рот моей набедренной повязкой, – пригрозил Конан онемевшему от ужаса толстяку. – Раздевайся! Да побыстрее! – добавил он, тряхнув охранника, широко раскрытыми глазами уставившегося на темный силуэт. Он, наконец, сообразил, что это тень, и как мог покосился назад, силясь углядеть ее обладателя. Рассмотреть нападавшего стражнику не удалось – сильные руки сжали горло еще сильнее, и он решил, что связываться с неизвестным не следует, а лучше беспрекословно выполнять все его приказания – краем глаза незадачливый стражник заметил в левой руке злодея посверкивающее лезвие кинжала.