Песчаные замки
Шрифт:
— И спросят, что ты имел в виду, говоря о Реджис.
Сердце Джона при этих словах зачастило, Брендан, наверно, заметил биение пульса под кожей, повернул голову, взглянул ему в глаза.
— Вам тоже хочется знать, правда?
— Конечно, — кивнул Джон. — Мне хочется знать все, что ей может помочь. Она с тобой говорила?
Брендан кивнул и впервые с момента привода в участок занервничал, слегка побледнев и облизывая губы, словно его мучила жажда. В углу стоял питьевой фонтанчик. Джон огляделся, еще не привыкнув свободно передвигаться
— Она говорила с тобой? — переспросил он, протянув стакан.
Брендан кивнул, осушил его одним глотком.
— Вчера вечером. Когда мы ушли из пляжного кинотеатра в Хаббард-Пойнт, Реджис была… очень сильно расстроена. Боялась, что миссис Салливан страшно злится на вас.
— Она просто устала, — объяснил Джон. — Абсолютно естественно.
— А Реджис решила, что мать поступила несправедливо. И приняла собственное решение.
— У нашей семьи долгая история, — вымолвил Джон. — Мы делимся на две категории: на осторожных и на чертовски отчаянных. Кажется, Реджис последовала за мной во вторую.
— Невозможно всегда выбирать, за кем следовать, — улыбнулся Брендан.
— Тут, пожалуй, ты прав, — согласился Джон.
Взглянув на юношу, заметил под его улыбкой скрытую печаль, вспомнил, как Сес нашептала, что у него умер брат, а сам он был усыновлен. Джон хотел расспросить его о семье, но сначала решил выяснить все насчет Реджис.
— Что она еще рассказала?
— После того, как Сес и миссис Салливан легли спать, а Агнес совсем выдохлась, я попрощался и пошел к машине. Реджис меня догнала, попросила отвезти ее назад в Хаббард-Пойнт… Я спросил, не к Питеру ли, а она сказала, что должна найти вас.
— Беспокоилась за меня…
Парень кивнул.
— Я сказал, что вы наверняка уже возвращаетесь берегом.
— Верно, — подтвердил Джон, удивляясь, откуда он знает.
— Тогда она меня попросила присматривать за Агнес, фактически, за обеими сестрами — за Сес тоже. Вела себя странно, будто что-то задумала. Я спросил, что происходит, в чем дело…
— И что она ответила?
Брендан глубоко вдохнул.
— Сказала, что ей снятся ужасные сны. Начали сниться сразу же после вашего возвращения. Ей снится, что в тюрьму посадили невинного — вас вместо нее.
Желудок у Джона сжался в тугой комок, по спине между лопатками потекли струйки пота.
— Сны это сны, — пробормотал он. — Не реальность.
— Но ведь вам известно, что она имела в виду? — тихо спросил Брендан.
— Нет. Неизвестно.
— По ее словам, ей снится… что она кого-то убила.
— Нет. — Джон тряхнул головой. — Не она, а я.
— Ей снится, что за вами кто-то гонится и она его убивает.
— Ничего подобного не было, — твердил Джон с колотившимся сердцем.
Голубые глаза Брендана сверкнули в слабом свете, сочившемся сквозь жалюзи на окнах участка. Джон увидел нечто знакомое — вспышку прозрения, пробившуюся
— Мистер Салливан, я знаю, вы хороший отец, вижу, как к вам относятся девочки, слышу, как вы сейчас стараетесь защитить Реджис…
Джон напряг плечи, зная, что за этой преамбулой должно последовать «но», как часто бывает в разговорах с Томом.
— Она моя дочь, — сказал он. — Разумеется, я стараюсь ее защитить.
— Тогда расскажите ей правду.
— Эй… — пробормотал Джон.
— Дети всегда понимают, когда родители им лгут, — сказал Брендан.
Джон возмущенно взглянул на него — как едва знакомый парень посмел сказать такое? Но его гнев как возник, так и улегся: было что-то особенное в глазах юноши — сострадание, слишком глубокое, слишком взрослое в его годы, — и поэтому он просто слушал.
— Я в первый раз это понял, когда мне объявили, что у Падди грипп. Я знал — дело гораздо хуже, потому что его не выписывали из больницы. Потом братишка вернулся домой, и родителям пришлось признаться, что он болен лейкемией.
— Сочувствую.
Брендан кивнул, торопливо продолжив, давая понять, что не в том суть.
— Мне говорили, химиотерапия поможет. Я все ждал, когда это случится. А Падди становилось хуже и хуже. Он уже больше не мог играть. Мне говорили, он просто ослаб от лечения. У него во рту были жуткие язвы, он плакал, соленые слезы разъедали их… Ему советовали представить, как мы все отправимся на рыбалку, когда он поправится.
— Он любил рыбачить?
— Больше всего, — кивнул Брендан. — Мы держали моторку в протоке за кафе-мороженым «Рай». Всегда выходили, когда мимо стаями шел голубой люциан, и столько ловили, что лодка едва не тонула.
— Может быть, ваши родители просто хотели облегчить его страдания, — заметил Джон. — Чтобы Падди думал о чем-то приятном и ждал.
— Знаю, — согласился Брендан. — Но они и мне лгали. Все время твердили, что мы снова все вместе будем рыбачить, когда я уже знал, что никогда не выйдем в протоку, не поплывем в пролив.
— И вы…
Брендан покачал головой.
— Нет. Больше никогда не рыбачили. Падди совсем терял силы. Родители повторяли, будто это от химии, от сильнодействующих препаратов. Уверяли, что он уже выздоравливает. Я возненавидел врачей, потому что он так и не выздоровел.
— Не вини своих родителей, Брендан, — тихо сказал Джон, думая, как вел бы себя сам, если бы кто-нибудь из дочерей заболел. — Они хотели сделать, как лучше.
— Знаю. По-настоящему с ума сходили. Очень любили Падди. Мы все его любили. Я узнал, что один мальчик из нашей школы спас брата, дав костный мозг для пересадки. Сказал родителям, что хочу это сделать для Падди, а они ответили, что я еще слишком мал.
— Ты действительно был слишком мал?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Дело вовсе не в том. На самом деле я не мог стать донором, потому что был усыновлен.